Пепел острога

– Городская… За воротами обычно живет, около причала ходит. Иногда со мной на причале ночевала, иногда с другими… Ничья она… Мы все там ее кормили… И сюда прибежала невесть откуда… Наверное, ее Огненный Пес прислал… Огненный всеми другими собаками распоряжается. И эта к нам прибежала… Она сейчас с Титмаром ушла. Раз сюда прибежала, значит, и обратную дорогу знает. Титмар дорогу ищет… А мы с Хаствитом рядом с тобой остались. Откачали тебя… Большую, считай, бочку воды из тебя вылили, а как дышать начал, оставили отлежаться, чтобы сам в себя пришел, постепенно… Это лучше, чем силой приводить…

Ансгар потряс головой, чтобы привести ее в порядок. Голова слегка болела, но не это Ансгара беспокоило. Столько неприятных новостей обрушилось на него сразу, что он от этого впал в большую растерянность, чем от своего утопления, которое какой-то мукой и болью для него не вспоминалось. А недавние сны о Вальгалле казались такими безмятежными в сравнении с болезненной действительностью, в которую он вернулся, что жизнь радости не доставляла.

– Бедный дядя… – только и сказал юноша. – Но он пал достойной смертью, и никто не посмеет порицать его. Костер в Вальгалле уже принял его… И все остальные пали достойной смертью, с оружием в руках. Среди нас не было трусов…

– Им от этого не легче, – философски изрек маленький Хлюп. – Ловать тела унесла далеко. И не останется после них даже жальников[59]. И еще обидно, что победить не смогли, и еще, что отправление Хаствита домой откладывается. Да и ты, конунг, кажется, слегка спешил, а эти свеи тебе помешали, как они всегда и всем мешают. И что только лезут не в свои дела…

С этим было трудно не согласиться, потому что напыщенные шведы, страдающие манией величия, постоянно лезли и в норвежские дела, чем самих норвежцев давно уже и сильно раздражали. И даже в датские пытались влезть, что в итоге вызвало датское нашествие, в результате которого датские конунги отобрали часть шведского берега себе. И в саамские, присоединив к Швеции почти всю страну Саамию[60]. Наверное, и норвежцам стоит шведам так же ответить, как ответили датчане, чтобы не повторить судьбу саамов, но чтобы такие мысли претворить в жизнь, следует сначала конунгом стать. А до этого, казалось сейчас, очень далеко. Дальше, чем когда бы то ни было. И вообще не встал еще вопрос о том, как Ансгар будет возвращаться домой. И потому резонансом прозвучало обращение к нему причального.

– Я стал бы конунгом только в том случае, если бы прибыл вовремя на выборы… А теперь… Теперь я просто сирота, которого даже поддержать из близких некому…

Хаствит замычал что-то, показывая на меч.

– Наш гном говорит, что символ власти у тебя на боку висит, значит, ты уже стал конунгом и обязан так называться, чтобы имя отца с честью нести через много лет и дальше. Как раньше был меч Ренгвальда, так теперь будет меч Кьотви, и потомки должны его таким помнить. Ты должен этого добиться ради славы своего отца. И сможешь возвратить себе титул, вернувшись домой. Ты обязан возвратить себе титул, чего бы это ни стоило. Ты в своем сердце – конунг…

– Откуда тебе знать, что говорит дварф… – с горечью заметил Ансгар, применяя более привычный ему норвежский синоним понятия, обозначающего подземный народец, чтобы подчеркнуть связь между собой и Хаствитом. – Он сам ничего сказать не может…

– Для тебя это, может быть, и так… Но мы оба с ним нелюди… – ответил Хлюп. – Только нелюди разные. А нелюди, какими они ни будь, часто умеют мыслями общаться. Он думает, а я понимаю, я думаю – он понимает. И даже когда мы далеко друг от друга, тоже порой слышим. Вот он подумал, а я сказал тебе. Главное, чтобы было дело, которое двоих касается, и были мысли об этом деле. Тогда все мысли читаются.

Ансгар посмотрел на дварфа. Тот согласно кивнул, подтверждая сказанное. Значит, нелюди и вправду мыслью общаются. И в этом их большая сила, недоступная людям. Ансгару и раньше доводились что-то слышать о таком способе общения, но он принимал это за сказки досужих людей.

– А что еще говорит дварф? – спросил юноша, чтобы только не углубляться в свои нелегкие думы и не заставлять себя страдать, пусть даже мысленно.

Хлюп посмотрел на кузнеца долгим взглядом. Тот ответил ему таким же взглядом. И со стороны казалось, что они взаправду беседуют.

– Хаствит говорит, что мы победили бы, если бы не колдун…

– Какой колдун? – не понял Ансгар, но сразу насторожился.

– А ты что, Разящий, разве не видел? – удивился нелюдь, снимая рыбину с костра и выкладывая на чистую мокрую тряпку, расстеленную на камне. – Я думал, ты к нему прорубаешься… Колдун грязный на корме стоял и руками размахивал. Он издали свои удары посылал и наших бойцов с ног сбивал, и спрыгнуть на их драккар вовремя не давал. Даже меня с ног сбил… И тебя тоже сбить пытался… Меч выбить хотел, но все его удары о твой меч разбивались… Я думал, ты убьешь его… Прорубишься сквозь свеев и убьешь. А ты не успел…

– Я не видел колдуна, – признался Ансгар. – Я только перед собой смотрел… И дрался… Там было, с кем драться…