Он очень старался над походкой – надо, чтобы она была легкой, пружинящей, и ничто не показывало, как давит его груз страшного предчувствия. Не шаркать, не сутулиться.
Потом взгляд… Открытый, не бегающий.
Голос… Четко произносящий слова, не дребезжащий, не срывающийся.
– Входите, майор. Присаживайтесь.
Звягинцев указал ему на стул, который почему-то стоял в середине кабинета, а не у стола совещаний, у окна или стены. Его будут допрашивать! Ледяным потом прилепило форменную рубашку к спине. В груди сдавило так, что он все же ссутулился, и легкой походки не вышло. Он начал шаркать по полу и морщиться от того, что болели мизинцы.
Усов послушно уселся на стул, специально выставленный именно так. Это был психологический прием, и он сработал. Майор не был в замешательстве, нет. Он был в ужасе. Он все понял и не знал, что ему дальше делать.
– У майора Родионова имеются к вам вопросы, Сергей Иванович. Вы готовы ответить на них? Или затребуете адвоката? – произнес Звягинцев, рассматривая Усова как потенциальную жертву.
– Готов. И адвоката, думаю, не понадобится. – Он вдруг шлепнул себя ладонью по лбу. – Товарищ подполковник, я же вспомнил, от кого поступил звонок о повешенной женщине.
– Да? И от кого же? – Тот сделал вид, что заинтересован.
– От Чашкина. Чака, – глянул он широко распахнутыми и, как ему казалось, честными глазами на коллег. – Он позвонил мне, не помню, на домашний или мобильный и…
– Пока вы окончательно не заврались, майор, предупрежу, – встал перед ним Родионов. – Мы проверили телефоны Чашкина. Их у него обнаружилось целых три, но ни с одного из них он вам не звонил ни на мобильный, ни на домашний. У вас вообще в те сутки не было зафиксировано ни одного подозрительного входящего вызова. Кроме звонков от жены, ее брата и вашего друга Данилы. Неужели кто-то из них сообщил вам о погибшей Толкачевой?
Он согнулся так, что его подбородок коснулся коленей.
– Я больше ничего не скажу. Зовите адвоката, – просипел Усов.
– Погодите вы с адвокатом, майор. Может, все же поговорим пока без протокола и видеофиксации, и вы расскажете несчастному отцу: кто и за что убил его дочь? Ведь оттуда тянется след к сегодняшним убийствам, разве нет? – Родионов стоял перед ним, широко расставив ноги. – Неужели он не имеет право знать? Облегчите душу, наконец, гражданин Усов. Да, и еще снимите подозрения с Пышкина Эдуарда Сергеевича.
Они знают! Они все знают! Кроме главного…
– Я никого не убивал! Ни тогда, ни теперь. – Голос его странно скрипел, под левой лопаткой сделалось горячо. – На моих руках нет крови.
В кармане штанов зазвонил мобильный. Странно, что он не выложил его в кабинете. Забыл.
– Ответьте, – мягко предложил Родионов. – Вдруг что-то важное.
– Жена, – почти обрадовался Усов, доставая телефон, и нажал кнопку. – Да!
– Сережа! Сереж, что происходит?! – заверещала она. – У нас в доме полно полицейских. Московских! Они все перерыли вверх дном и упаковали твои старые ботинки. Они-то им зачем?
– Дура, – обронил он, когда она заткнулась. – Какая же ты все-таки дура.
Он поднял глаза на Звягинцева. По лицу старого подполковника ничего невозможно было понять. Оно словно окаменело.
– Говорить будешь? – спросил тот.
– Буду. Но, повторюсь, на моих руках нет крови.
Глава 24
Ее жизнь с той самой ночи, когда она решила свести с ней счеты, превратилась в какой-то жуткий детектив. Причем сама она даже не подозревала, насколько близко подошла к опасной черте – до тех самых пор, пока ей не пришлось спасаться бегством. Не буквально – бегом, на машине, конечно, но удирать.
Она часто в последние дни задавалась вопросом: почему так? И сама себе отвечала: это месть. Месть Провидения, решившего дать ей в полную силу прочувствовать, насколько ценна жизнь.
Инга высунулась из-под толстого, но невесомого одеяла. Ее спаситель уверял, что это натуральный лебяжий пух. Она верила и не верила. Скольких лебедей надо было ощипать для такого огромного одеяла? А еще для одного? И еще? А он говорит, что в его доме только такие. Это же целая лебединая ферма! Она о них не слышала, да и убивать прекрасных птиц ради чьего-то комфорта считала кощунственным.
Она свесила ноги с высокой, широкой кровати. Хозяин поселил ее в супружеской спальне, которая после смерти его жены стояла запертой. Инга не была против: ей все равно, лишь бы подальше от суеты и опасности. Ей хотелось покоя. Очень! И не такого, когда ты просто ничем не занята, а когда покой и в мыслях, и в сердце.
Удивительно, но она не заметила, как прошло два дня. Спохватилась, что так и не позвонила мужу и не предупредила его о бегстве. Попросила разрешения – ей позволили. Она набрала служебный номер Игоря и в нехитрых выражениях объяснилась.
– Где ты, не понял?! Что ты? С кем ты? – еле справляясь с бешенством, скороговоркой произнес муж.
Она повторила.
– Идиотка! – обругал ее Игорь и неожиданно всхлипнул. – Я тут такого натерпелся!
– Прости. – Ей вдруг не захотелось пространно извиняться, ссылаясь на обстоятельства. – Так получилось.