Пепел сердца

Ния вздыхает. Был принц. Был да сплыл. Променяла принца на… Она задумывается, пытаясь сообразить, кто есть кто, навесить ярлычок. Федор – принц однозначно; Володя… купец. Ну да, купец. Бедный принц и богатый купец, и она, принцесса на горошине. Роковой треугольник, сказка с предсказуемым концом. Принцесса, которая промахнулась. Промазала. И тогда и сейчас. Она представляет себе принцессу, юную, капризную, жизнерадостную, стреляющую из лука: натянула тетиву, прицелилась, зажмурила один глаз… или нужно смотреть в оба? И выстрелила. И стрела улетела не туда… в болото улетела стрела. Улетела в болото и там застряла. И поднял ее старый… Все, хватит, обрывает она себя, а кому, спрашивается, хорошо?

Глава 21 Раздумья; в том числе ночные

Ночь, ночь, ночь… темень, хоть глаз выколи. За окном дождь. Ледяной циклон налетел, принес мороз и снег и – фьють! умчался, как и не было. Небо тут же заволоклось тучами, прижалось к земле, нахохлилось и расплакалось. А на площади уже елка! Вот беда – игрушки намокнут.

Федор Алексеев сидел за письменным столом, рассматривал фотографию Нии с Тюриным, думал. О чем, спросит читатель. Ни о чем таком серьезном, никаких озарений, никаких внезапных догадок. Да и какие догадки, все предельно ясно, чего уж там. Сидел, рассматривал, прислушивался к пляске дождевых капель на подоконнике. Студиозус Леня Лаптев сказал бы, тупо сидел и тупо рассматривал. А чуткий Савелий непременно спросил бы: что, Федя, увидел что-нибудь? И смотрел бы взволнованно. Федор пожал бы плечами – ничего не увидел. Нечего видеть, кроме того, что видно. Никаких подтекстов, никакого второго дна. Все предельно ясно. Капитан Коля Астахов сказал бы, что философ мучается дурью и ревностью. Хватит, сказал бы капитан, мучиться дурью и ревностью, забей! Думай лучше о смысле жизни, нам с Савелием спокойнее.

Федор вздыхает. Поворачивает фотографию боком, долго рассматривает в такой «позитуре», словно ожидает, что вдруг откроется туманное нечто. Нечто, не увиденное ранее, не распознанное, не понятое… Нечто.

Днем Федор нашел ту гостиницу, где они встречались. Все-таки нашел, хотя убеждал себя, что не стоит, не нужно, незачем… Сначала нашел детский магазин с фотографии, узнал по витрине. Рядом была гостиница с непритязательным и скромным названием «Метрополь». Федор зашел и, показав фотографию, выяснил, что мужчина заказывал номер накануне, приходили порознь. Всего два раза. Он – хорошо одетый, представительный, вежливый; она прятала лицо, шмыгала через вестибюль, боялась нарваться на знакомых.

– Таких, Федя, видно как на ладони. – Пожилой швейцар, в золотых галунах, похожий на генерала, рассмотрел компромат и кивнул: да, мол, знаю. Был это добрый знакомый Федора по институту, еще один, – лет тридцать трудился заместителем ректора по хозяйственной части. Если по-простому, завхоз. Здоровенный добродушный дядька, не дурак принять на грудь и любитель поговорить. Фактурный персонаж – для уважающего себя заведения в качестве швейцара самое то. Мундир, золотые пуговицы, окладистая борода, изрядный живот… Вы замечали, что у мужчин с изрядным животом прекрасная осанка и величие в облике?

– Она замужем, он женат. В мое время клянчили ключ у друзей или у подруги, сейчас как в иностранном кино – в мотель или в гостиницу. И одалживаться не надо, и лишних свидетелей нету. Видел я их всего раз и запомнил, у меня глаз – алмаз. Женщинка молодая, в дорогой норковой шубке, быстрая, лицо меховым воротником прикрывает; серьги с зелеными камешками болтаются. Они были здесь двадцатого ноября, как сейчас помню. Один раз – и все, больше я их не видел. У меня как раз пересменка, напарник подошел, Лева, я еще спросил, видал красотку? От мужа гуляет. Эх, говорю, где моя молодость! Он говорит, нет, не видал, раньше их не было. А потом, через несколько дней, говорит, опять были! Двадцать второго. У нас тут своя разведслужба, свой секьюрити, мало ли что, за гостями глаз да глаз нужен. Я специально интересовался – говорит, как же, были, прекрасно помню. Двадцать второго.

Двадцатого и двадцать второго ноября они были здесь, а двадцать четвертого счастливый любовник был застрелен ревнивым мужем. То есть всего два раза. Если разведка не ошибается. Но даже если ошибается, то не больше трех… Да нет, все-таки два… скорее всего, иначе заметили бы, народ тут глазастый. Не повезло.

И что дальше? Дальше, дальше…

Недолго думая, Федор набрал капитана Астахова. Тот был, как всегда, страшно занят.

– Чего? – не поверил своим ушам капитан, услышав вопрос Федора. – На хрен? На хрен тебе результаты вскрытия? Ты чего, Философ, совсем? Что ты хочешь там увидеть? Не морочь мне голову, меня и так с самого утра… э-э-э… Не лезь в это дело!

– Коля, мне нужна всего-навсего одна маленькая деталь. Сделаешь? Мне не нужен документ, можешь посмотреть сам, а потом перезвонишь.

– Зачем?

– Потом скажу. Жду звонка, Коля. Желательно до конца дня.