– Стопудово, Савелий. Носил бы ей цветочки в скорбное место… тихая грусть, кипарисы, воспоминания о былом, скупая мужская слеза… все путем. И главное, была бы обезврежена. Как мина! – Капитан застыл с открытым ртом, пораженный внезапной мыслью. – Мина, Савелий! Вот оно! Они же все как мины! Кто сразу взрывается, кто замедленного действия. Ты ходишь по минному полю и не знаешь, когда рванет. А она затаилась и выжидает. А потом к-а-а-ак шарахнет!
Капитан увлеченно рассуждал о женщинах и их роковой роли в жизни сильного пола; Савелий слушал невнимательно, он думал о Федоре. Потом вдруг перебил капитана:
– Коля, не нужно говорить Федору…
– В смысле? Чего не нужно говорить?
– Ну, что она с Зубовым…
– Ты думаешь, не нужно? Лично я предпочел бы правду.
– Понимаешь, Коля, любовь… это страшно иррациональное чувство, а Федор такой… ранимый…
– Ранимый? Федор? – Капитан расхохотался. – Он же философ! А философы готовы к ударам судьбы, они же эти… стоики! Даже рады, так как есть куда применить мутную философию о смысле и полосатости жизни. Я бы лично сказал.
– Коля, пожалуйста!
– Ладно, Савелий, не скажем. Пусть женится на ней, пусть она ему наставит рога, пусть он страдает… ты этого хочешь?
– По-моему, он не собирается жениться.
– А как же…
– Любит, но жениться не собирается.
– Откуда ты знаешь?
Савелий пожал плечами…
Глава 37
Федор и Ния
– Ты осуждаешь меня? – спросила Ния. – Федя, пойми, я не могла пойти! Володя не хочет меня видеть, все глазели бы, Тюрина… она на все способна! Она меня ненавидит, она страшный человек!
Они сидели в гостиной, не зажигая света. За окном догорал неяркий зимний день. Декстер лежал на диване, положив морду Федору на колени.
– Он все время ест, – сказала Ния. – И боится выходить из дома. Бедняга, досталось ему! Какая нелепая и дикая история… Настя убила Геннадия! Мне бы это в голову не пришло. Она же всерьез на него рассчитывала… Не понимаю. Они и тут все время дрались… как-то ночью так кричали! А наутро она с синяками… тональником замазала. Я бы такого мужика и близко к себе не подпустила, а ей ничего. Я говорю, какой из него муж, а она, другого, говорит, нет. Бедная Настя… – Ния вздыхает.
Федор молчит.
– У тебя все в порядке? – говорит она через минуту. – Ты извини меня, мы последнее время мало виделись… я очень пережила эту историю. Слава богу, суд состоялся. Володя получил шесть лет. Звонил Паша Рыдаев, говорит, через четыре года выйдет. Я уже подписала документы на развод, согласие на продажу дома и еще кучу всяких-разных бумажек. Теперь свободна. Самолет завтра в два тридцать! Я минуты считаю до отъезда! Я перестала спать, я не могу спать в этом доме! Иногда я думаю… только не подумай, что я бессердечная… Хорошо, что это произошло в его квартире и я не видела всего этого ужаса!
Федор понимал, что ей нужно выговориться. Ния вскакивала, ходила взад-вперед, снова садилась, всхлипывала, смеялась, трепала за уши Декстера. Замолкала на минуту-другую и снова продолжала говорить.
– Какой в этом смысл? Федя, ты философ, скажи, какой в этом всем смысл? Настя умерла… моя единственная подруга! Этот Зуб или Клык погиб такой страшной смертью… Я до сих пор не верю, что Настя его убила! И обокрала меня… Обокрала! Я ведь ни в чем ей не отказывала! Я покупала ей одежду, она жила в моем доме… я подарила ей кольцо с бриллиантом. А она обокрала меня, уму непостижимо! Отнесла деньги и украшения к нему… Зачем? Хотела бросить на него подозрение? А он понял и… и… она его убила?
Ния смотрела на Федора, в глазах ее были боль и недоумение.
– Трудно судить о ее мотивах, – сказал Федор. – Она пришла к нему, скорее всего, с предложением уехать, а потом они поссорились, ты же сама говорила, что они все время ссорились. Этого мы никогда не узнаем…
– А Декстера зачем? Я попросила погулять с ним, я сидела дома больная, но ведь она могла отказаться! Она взяла его погулять, надела поводок… а сама пошла к Зубову? И бедный Декстер видел, как она его убила! Ужас! Настя… такая жизнерадостная, оптимистка… и вдруг убийство? Чего они не поделили? Получается, я совсем ее не знала! Даже то, что она в моем доме наглоталась этой дряни… Это непорядочно, в конце концов! В моем доме!
Федор промолчал.