Я уже начал забывать, где нахожусь, пока путь, не преградила стая кабанов. Животные перебегали дорогу. Их было не меньше трёх десятков, половина состояла из небольших особей – скорее всего, недавний выводок.
Эти звери были испорчены Зоной: крупные даже для кабанов туши, местами облезлая шерсть, кожа, усыпанная шрамами и свежими нарывами. У одного огромного кабана я заметил кривые клыки, настолько, что один из них упирался в череп.
Вопреки всем инстинктам, заметив движущийся вездеход, они не ринулись в чащу, дабы сохранить свой выводок.
Кабаны готовились к атаке. Самые крупные дёргали клыкастыми мордами и выбивали копытами грязь. Молодые особи в поведении ничем не отличались от старших. Они уже рождались больными и чрезвычайно агрессивными.
— Мура, давай за орудие, разгони этих тварей, — в наушнике послышался голос командира, водитель снизил скорость.
Мура ловко вскочил и переместился за турель шестиствольного пулемёта.
Загудел и закрутился ствол. Пулемётная очередь резанула сначала в стороне от стаи. Мура то ли пристреливался, то ли хотел для начала напугать кабанов, забавы ради.
Несколько тонких и молодых деревцев срезало пулями, досталось и кустарнику. Звери были не из пугливых. Зверей это только раззадорило. Они бросились в нашу сторону, но не успели пробежать и десятка метров.
За секунды Мура изрешетил всю стаю. Маленькие туши выводка разрывало на части, открывшиеся артерии хлестали кровавыми фонтанами. Огромные туши хряков и свиноматок наваливались друг на друга и, уже будучи мёртвыми, содрогались от попутного града пуль. Пулемёт затих с последним убитым зверем.
— Чисто, — отрапортовал Мура.
— Отлично, поехали, — скомандовал командир.
— Не могу, дорога теперь завалена, а сбоку мне не проехать, там вон, какие деревья, — в наушнике послышался озадаченный голос водителя.
— А по зверью ты не можешь проехать? — спросил командир.
— Нам теперь не разрешают таким заниматься, — с некоторой досадой ответил водитель. Я предположил, что его кабина отделена от отсека с командиром и помощником, иначе бы они не общались в эфире. — Была пара случаев поломок, а ещё механики ругаются, мол вымывать дерьмо и мясо им надоело.
— Ладно, — мрачно прокомментировал командир. — Придётся пешком, здесь не далеко. А вездеход отправляется на базу.
Мы спрыгнули с брони и рассредоточились по округе, мне достался тыл, и я всё ещё испытывал сильнейший синдром самозванца, потому что таковым по чести и был.
Из кабины выбрался командир. У Комбата была примечательная с обширными сединами борода-эспаньолка, на базе его за это часто называли испанцем без стёба и с уважением, конечно же.
Помощник Комбата Плут ничем не выделялся, кроме пухлых щёк, при средней комплекции и примерного послушания командиру. И это было видно сразу по тому, как он отвечал на его запросы, и слушал приказы с гордо поднятой головой.
Мне казалось, что в критической ситуации, если надо будет пожертвовать собой, но спасти Комбата, Плут сделает это без промедлений. Возможно, где-то в прошлом была неизвестная для меня история о том, как Плут оказался обязан жизнью своему командиру. Иначе как объяснить подобный трепет?
Командир раздавал указания: мне по традиции было поручено идти в конце колонны. Так себе роль для обычного студента, желающего переквалифицироваться в дезертира. Много ответственности и риска.
Меня радовало, что в этой группе никто не задаёт провокационных вопросов. В компании Святого мне постоянно казалось, что я в шаге от разоблачения. Поэтому я не был сильно опечален его смертью.
Все детекторы молчали. Уровень радиации здесь был ниже среднего. Всё-таки природа умеет очищаться, а радиоактивные осадки наверняка уже схоронены под приличным слоем грунта. Ради любопытства я даже опустил счётчик ниже к земле. Уровень радиации немного повысился, но не до столь критического уровня, чтобы даже при длительном воздействии, например, навредить нашим стопам.
Вряд ли в лесу были хоженые людские тропы. Нам приходилось пробираться через густой кустарник, перешагивать и перепрыгивать поваленные деревья. Наша группа порядком взмокла от такой полосы препятствий. Каждые сто метров в этом лесу чувствовались, как добрый километр.
Комбат ориентировался по компасу. Прибор в его руке выглядел как вычурный антиквариат, наверняка какой-нибудь наградной или трофейный. Этим компасом командир дорожил, судя по тому, как он его вытаскивал и убирал обратно в нагрудный карман полевой куртки.
Спустя час мы добрались до поросшего мхом дорожного указателя. Он предстал перед нами неожиданно, показался прямо посреди высокого бурьяна. И несмотря на частичное позеленение ото мха и коррозию, на нём ещё можно было прочитать надпись населённого пункта: «Олешки».