Содержательница нелегального публичного дома дважды в неделю привозила проституток в Ньюгейт, где они предлагали свои сомнительные услуги арестантам, имевшим достаточно монет для удовлетворения своих нужд. Часть заработка девушек перекочевывала в карманы Одноглазого Робинсона.
– Милорд, – предупредительно бросился надзиратель к джентльмену.
– Никого к ней не допускать, – отдавал распоряжения Корки. – Особенно священника. В случае перемены в положении известной вам дамы немедленно известить меня запиской по этому адресу.
Взяв бумагу и увидев адрес, надзиратель воспылал прямо-таки отеческой любовью к жителю такого дворца. О, вне всяких сомнений джентльмен может положиться на Уильяма Робинсона! Будьте уверены, ваше сиятельство! Поморщившись, Корки кивнул на прощание и вышел из Ньюгейта во второй раз за этот день.
– Писем из Шотландии нет? – спросил он Ролли, вернувшись домой. Впрочем, в отрицательном ответе он был уверен. Никакой дилижанс не преодолеет северную дорогу за два дня.
– Никак нет. – Мистер Ролли уже перестал удивляться поведению своего господина. Какие письма? Их ждать еще недели две, не меньше. И то если разбойники не нападут на почтовую карету. Они теперь не боятся ничего и не уважают даже королевский герб.
«Чего еще ожидать от сумасшедшего, загубившего такой камзол! Кафтан, тридцать восемь фунтов стерлингов, – продолжал терзать себя Ролли, помогая разоблачиться хозяину. – Золотистые кружевные манжеты, сорок четыре фунта. Французские перчатки, пропитанные ароматом жасмина, тридцать шиллингов за пару. Шейный платок, чудеснейшего голландского полотна, почти уже мой! А прекрасный парик, двадцать два фунта, к тому же совсем недавно было заплачено десять шиллингов за его чистку у парикмахера…»
– Что леди Фрэнсис?
– У себя. Просила навестить по прибытии.
– Что ж ты молчал?
– Прошу прощения. Я увлекся воспоминаниями о том, как красочно Нэд и Томми описывали Кола Врэтса.
Пройдя на половину Фрэнсис, Корки застал ее перед зеркалом. По краям столика стояли две свечи в серебряных подсвечниках искусной работы. Все предметы на столике были сплошь из серебра – коробочки для мушек, пудреницы, креманки с притираниями, великолепные гребни.
– Корки, – увидев посетителя в холодной грани зеркала, Фрэнсис протянула ему руку. – Ты сегодня был так занят! Приятно, что для меня все же нашлась минутка.
Она сидела в манто, которое пока не всякая юная модница отваживалась надевать. Блестящая в свете свечей голубая ткань удивительно сочеталась с цветом глаз леди и делала ее настолько легкой и воздушной, что Фрэн казалась просто сотканной из прохладного голубого эфира. Открытая спереди мантия с V-образным вырезом до самой талии обнажала украшенный вышивкой и кружевами корсет.
– Вы прекрасны, мадам, – не удержавшись, воскликнул Корки.
– Я знаю, – улыбнулась Фрэнсис, поправляя маленькие завитки блестящих золотых волос около ушей и откидывая за спину «сердцеед» [33]
.– Что делал, где был?– Была встреча с графом Денвером, – пожал плечами Корки, зная по опыту, что его пригласили скорее слушать, чем рассказывать. И действительно, леди начала говорить сама.
– Умница этот молодой Денвер, далеко пойдет. Слышал бы ты, какие сплетни ходили о его деде во времена оные! А я только что от герцога Бедфорда. Леди Фитцгардинг развлекала сегодня общество не щадя себя. Как обычно, старушка несколько увлеклась напитками, а затем и вовсе потеряла всякий контроль над собой. Нелестно высказывалась о новой моде на манто, не правда ли, оно великолепно! – пригласила еще раз восхититься чудесной вещицей Фрэн. – И это при леди Саре [34]
, прошу заметить, которая только что рассказала о терзаниях королевы по поводу того, какого цвета манто надеть на бал.– Как суаре на Темзе?
– Мило. Лодочники закидали меня похвалами. Не знаешь случайно, что они могли иметь в виду, называя даму «аппетитной»? – озабоченно спросила она.
– Это значит, что ты произвела на них впечатление, – улыбнулся Корки. Растянувшись на кровати, под мерный щебет леди он едва не засыпал.
– Хм… Ну, я так и объяснила этому… Бернарду де Мандевиллю [35]
.– Она наморщила лоб, вспоминая фамилию. – Меньше я преуспела в объяснении сему пытливому мужу, задавшемуся благородной целью изучить дикие обычаи островитян (то есть нас), смысл закона, по которому лодочникам на Темзе позволено говорить все что вздумается, пусть даже и самому королю, и никто обижаться не смей!– Вероятно, он снискал у них несколько иные отзывы, чем ты, – лениво предположил Корки.
– Это верно. Но точно не знаю, я закрыла уши. Ммм, как ты полагаешь, что, если я закажу Годфри Нэллеру [36]
свой портрет аля неглиже? Мне понравилось, как он изобразил Джона Драйдена в домашнем платье и тапочках. А у меня только парадные портреты, ужас какие скучные.– Ты будешь великолепна, – одобрил Корки.
– Льстец, – довольно улыбнулась Фрэнсис. – Ну поди уже! Завтра опять урок фехтования, не забудь.