Боль, вернувшая Каланина в привычный мир, наполненный звуками и запахами, пришла, когда его извлекли из капсулы. Яйцеголовые не церемонились с ним, обращаясь точно с куском мяса или, если говорить более корректно, с манекеном. Умелые руки крутили-вертели Антона на большом столе, мяли, щипали, втыкали в него какие-то датчики. Следователь терпел, не желая показывать свою слабость. Заорал он единственный раз, когда спецы без каких-либо предупреждений начали делать что-то в том месте, где угнездилась с недавнего – или давнего? – времени неизвестная тварь.
На людей, обступивших капитана, его крик не произвел ровным счетом никакого впечатления. Они продолжали свою работу как ни в чем не бывало. Каланин крыл их на все лады, а они все так же спокойно и деловито перебрасывались между собой репликами, смысл которых ускользал от понимания Антона – слишком уж специфичны были использовавшиеся выражения и термины. Пожалуй, единственное, что он понял, – ту загадочную штуку из него собирались извлечь, полагая, что она «дозрела».
Каланина мучительно вырвало. Мысль о том, что он с успехом исполнил роль инкубатора для неведомого существа, была просто омерзительна. А еще более мерзко стало то, что он на протяжении всей операции оставался в полном сознании. Объяснений ему, разумеется, никто не давал, но, как решил сам Антон, почему-то было очень важно, чтобы он все время чувствовал, что с ним происходит.
Перед глазами плыло. Следователь не сразу сообразил, что это обычные слезы. В какой-то момент ему приказали смотреть на зеленое пятно, появившееся перед ним, и Антон, как ни странно, с радостью ухватился за эти слова – немудрящее занятие здорово отвлекало от тошнотворного запаха жженой плоти, ударившего в нос. Еще хуже было то, что он ясно понимал – это его собственную плоть сейчас кромсают и жгут. Несколько раз Каланин не выдерживал и проваливался в спасительную черноту, но его быстро приводили в себя, делали укол или давали подышать какой-то гадостью и продолжали резать дальше.
«Сдохнуть бы», – с тоской подумал Антон…