Пепел Вавилона

— Родина, — произнёс он, старательно и осторожно выговаривая слово, как будто оно стеклянное, и если сказать его слишком резко, оно может ранить. — И всё из-за рельсовых пушек.

— Из-за того, что теперь у нас есть что-то своё. — ответила Робертс. — И потому, что теперь никто у нас этого не отнимет.

Что-то поднималось в груди Салиса, и он позволил себе принять это чувство. Да, гордость. Им есть чем гордиться. Он попробовал изобразить улыбку, глядя на Робертс, и она улыбнулась в ответ. Робертс права, теперь это место принадлежит им. Что бы ни происходило дальше, у них есть Медина.

Вандеркост пожал плечами, сделал длинный глоток из груши, рыгнул.

— Ну, значит, слава нам, — сказал он. — И всё для чего? Теперь они её точно никогда обратно не получат.

Глава пятая

Па

— Что-то у меня всё это доверия не вызывает, — сказала Мичо Па.

Джозеф зевнул и приподнялся на локте, глядя на неё сверху вниз. Красивый мужчина, правда, малость потрёпанный. Тёмные волосы длиннее, чем привычный ёжик, но не до плеч, и седина только чуть заметна. С годами кожа огрубела, чернила татуировок на ней рассказывали историю жизни — разомкнутый круг АВП на шее перекрывал изображение поднятого кулака, символ давно рассыпавшейся радикальной группы. Изящный крест, начертанный на плече в момент веры, так и остался там после того, как вера рухнула. Фразы, идущие по рукам от запястий — «С водой покончено, время огня», «Любить — это видеть тебя таким, каким создал Бог» и прочие — напоминали о тех разных людях, которыми он становился на своём пути. О его воплощениях. Отчасти поэтому Па ощущала его таким близким. Она была младше почти на десятилетие, но тоже прошла перевоплощения.

— Что «это»? — спросил он. — Есть немало такого, чему не стоит доверять.

— Инарос созывает кланы.

Она накинула на себя одеяло. Она не чувствовала неловкости и голой, но теперь, после близости, была готова опять вернуться к более формальному тону. Или что-то вроде того. Джозеф понял и без лишних слов перешёл от роли одного из мужей Па к обязанностям её главного инженера. Он скрестил руки и облокотился о стену.

— Собранию не доверяешь или этому типу?

— И тому, и другому, — сказала она. — Тут что-то не так.

— Раз ты так говоришь, я верю.

— Я просто знаю. Со мной постоянно так. Главный койо меняет планы, и я начинаю присматриваться, выискивать в нём нового Ашфорда. Очередного Фреда мать его Джонсона. Такая у меня схема.

— Понятно. Не факт, что неправильная. О чём ты думаешь?

Па наклонилась к нему, прикусив губу. Мысли расплывались как незрячие рыбы, тыкались в поисках слов, способных придать им форму. Джозеф ждал.

По условиям ктубы их брак состоял из семи человек — Па, Джозеф, Надя, Бертольд, Лаура, Эванс и Оксана. Все они сохраняли свои фамилии и составляли постоянную часть экипажа «Коннота». Остальные, служившие под её началом, приходили и уходили, уважая её как капитана, чьи приказы справедливы, не выказывающего явного предпочтения своим супругам. Но понимание, что ядро экипажа составляет её семья, всегда оставалось неизменным и непоколебимым. Идея отделения экипажа от семьи была выдумкой обитателей внутренних планет, одним из бессмысленных предрассудков, заставлявших марсиан и землян относиться к жизни на корабле как к чему-то, оторванному от реальности.

Стоило закрыться люку — и правила жизни для них менялись, даже если сами они этого не сознавали. А для астеров разницы не существовало. Па слышала, это называлось «принципом единого корабля». Всё сущее — единый огромный корабль, состоящий из бесчисленного множества частей, как тело из клеток. Такими частичками были и «Коннот», и прочие разношёрстные корабли, состоявшие под её началом — «Панчин», «Солано», «Аэндорская волшебница», «Серрио Маль» и ещё десяток. Флот Па входил в Вольный флот — громадный живой организм, чьи клетки обменивались между собой информацией при помощи узкополосной связи и радио, поглощающий еду и горючее, неспешно исполняя своё предназначение в скопище планет, как огромная рыба в необъятном небесном море.

Согласно некоторым интерпретациям, даже земные и марсианские корабли являлись частями общего единого организма, но слыша об этом, Па всегда вспоминала о раке и прочих аутоиммунных сбоях, и такая метафора для неё не работала.

Однако сейчас она почему-то об этом вспомнила.

— У нас нет координации, — заговорила она, тщательно выверяя каждое слово. — Когда отталкиваешься ногой, ты и рукой себе помогаешь. Единым движением. У нас выходит не так. Инарос — войско. Санджрани — деньги. Розенфельд — добыча и производство. Всё это мы. Пока ещё не единое целое.

— Мы же тут новички, — сказал Джозеф. 

Он пытался ей возразить, успокоить. Поддержка с его стороны помогала Па собраться с мыслями.

— Возможно, — согласилась она. — Но трудно сказать наверняка. А может, мы просто марионетки, и ниточки ведут к «Пелле». Он меняет решения, мы скачем.

Джозеф расправил плечи, тёплые глаза сузились.

— Он делает своё дело. Корабли, горючее, боеприпасы, движки. Свобода. Он выполняет свой долг, как обещал.