Пепельный блондин

Нет, подумала я. Она ничего не знает. Этот вопрос… Если бы она что-то знала – она бы не стала его задавать. Взяли же реально много. Полмиллиона долларов. Не наших – чужих. Тихий ужас и самый страшный ночной кошмар Николая. О том, что в ту ночь в нашем доме ночевала такая куча денег, я узнала только через несколько дней после ограбления. Я узнала об этом после того, как у Николая поехала крыша.

– Представляешь, украли моих синичек.

– Да что ты! – хихикнула Алинка. – Может быть, они теперь всплывут в чьих-то частных коллекциях?

– Тут-то мы все и узнаем о моем таланте! – кивнула я и прикурила сигарету.

Я закурила через пару дней после «того самого». В первые два дня я просто лежала в нокауте и старалась не думать ни о чем. Плакала, смотрела какой-то бессмысленный сериал про цыганку, кашляла в полной уверенности, что воспаление легких непременно имеет место. Рентген показал, что нет, легкие чистые. Зато мозги заполнены всеми возможными посттравматическими симптомами. Страх оставаться в доме по ночам, истерики, ощущение удушья. Кошмары.

– А как Николай? – Алина включила экран своего смартфона – в пятый раз за последнюю минуту проверить, нет ли сообщений от Сашеньки. Сообщений не было.

– Нормально, – аккуратно ответила я, не желая продолжать эту тему.

– Представляю, каково это для него – при таком количестве охраны и оружия в доме оказаться совершенно беспомощным. Да уж, ни к чему нельзя подготовиться, это точно. И зарекаться ни от чего тоже нельзя. Я считаю, самое главное – вы живы, вы здоровы и вы вместе. Все остальное можно пережить, верно? Я имею в виду… это же Николай. Он же у тебя – скала.

– Скала, – согласилась я, сильнее затягиваясь сигаретой. О том, что в нашем доме лежат полмиллиона долларов, предназначенные для передачи в обнальную контору, с которой Николай сотрудничал, я не знала. Он никогда не делился со мной подробностями своей работы и вариантов, которые они там прокручивали. Охрана и инкассация всегда порождали разные варианты, ряд которых, мягко говоря, были не слишком-то законными. Я ничего не знала и не хотела знать. Однако мне и в голову не пришло ни разу, что Николай может придумать притащить такие деньги к нам в дом.

– Я не понимаю! Зачем ты это сделал? – растерянно спрашивала я Николая, когда на третий день его вдруг прорвало и он принялся на меня кричать.

– Это все ты! – кричал он. – Устраиваешь тут проходной двор, бл…дь! От одних твоих подруг проходу нет.

– Ты в своем уме? – Я смотрела на него и не верила своим глазам. – Это же ДОМ! И ты никоим образом не дал мне понять, что используешь его как денежное хранилище.

– Ты уверена, что никому не ляпнула ничего о деньгах?

– Я о них не знала. НЕ ЗНАЛА! – в сотый раз ответила я и с ужасом осознала, что Николай мне не верит. Не верит! Безо всяких на то оснований, но с диким безумным взглядом его темных глаз – он дал мне это ясно понять. Ему нужен крайний.

– Откуда еще они могли узнать о деньгах? Я привез их вечером, собирался увезти утром. Никто из наших не знал! – орал он.

– Знали как минимум те, кто эти деньги тебе дал. И те, кому они предназначались. Не считаешь, что ты малость несправедлив?

Коля отворачивался, успокаивался, пытался рассуждать спокойно, перебирать варианты. Я не говорила ему, что считаю это подлостью – привезти домой эти деньги и ничего мне о них не сказать. Я не стала говорить, что чувствую себя теперь просто вещью в доме. Не человеком, не любимой женой – ничего даже близко к тому, чтобы «и в радости, и в горе». В какой-то момент мы с Николаем вообще перестали разговаривать.

Алина набрала Сашенькин номер. Абонент был недоступен. Сашенька, по крайней мере, всегда был дерьмо человек. Богатый, беспардонный, опасный – дерьмо, но хотя бы можно было знать, чего опасаться. Сашенька легко и без проблем нарушал данные слова, делал только то, что выгодно лишь ему одному. Однажды на своем же собственном дне рождения он зажал меня в коридоре, пьяный в стельку, и попытался засунуть руки мне под платье. Отбиваться от именинника было и омерзительно, и затруднительно одновременно. Еще сложнее было потом сидеть с Николаем за праздничным столом и пить за Сашенькино здоровье, ловя на себе его сальные взгляды.

Алина никогда не узнает об этом. Не потому, что это как-то повлияло бы на наши отношения. Сашенька, как мне кажется, переспал со всеми женщинами, появлявшимися в зоне его видимости, и Алина никогда не делала из этого большой проблемы. Я просто хотела стереть это воспоминание из памяти. Надо ли говорить, что на его дни рождения я больше не ходила – все время дела, дела! То голова заболит, то машина сломается. Алина, возможно, что-то такое чувствовала. Поэтому, если уж она меня звала к себе, то только когда Сашеньки не было дома и он не предвиделся.

– Я бы хотела найти кого-нибудь, как твой Николай. Сашенька достал! – Алина отбросила телефон на диван.

– Николай спит теперь с пистолетом. Я боюсь этого даже больше, чем грабителей, – сказала я.