Пепельный блондин

Алина покачала головой. Я знала, что Николай не хотел меня обижать. Но так же я теперь знала, что произойдет с нами – с нашей семьей, с нами как с парой, – если жизнь придавит нас посильнее. Николай не только спал теперь с пистолетом и с подозрением копался в моих эсэмэсках и в компьютере, где я держала фотографии. Мы не разговаривали. И плевать он хотел на то, что я лежала на кровати рядом с ним тогда связанная и с мешком на голове. Я и теперь, испуганная и потерявшая опору, тоже лежу рядом по ночам.

– Ничего себе. Может, вам податься к психиатру?

– Может быть. – Я пожала плечами.

К психиатру я не собиралась. У меня были теперь свои методы справляться со стрессом. И они мне нравились. Совесть моя больше меня не беспокоила. Лежа с мешком на голове, я так вдруг ясно осознала, что я смертна – о, лучше просто не может быть. Сейчас или завтра – все это все равно оборвется. И нет никакой разницы, сохраню ли я себя или разрушу. Результат будет один. Значение имеет только то, что происходит здесь и сейчас. Банальный лозунг приобрел для меня совершенно конкретное значение.

– А как поживает ваш прекрасный сосед? Не решил уехать из поселка после ограбления? К чертовой матери?

– Вроде нет, – пожала я плечами. – Живут пока.

– В гости не приходит?

– В гости? – ухмыльнулась я. – Ты шутишь? Николай теперь меня и Дашку на входе с металлоискателем обыскивает, какие, к черту, гости? Это невозможно!

– Совсем довели мужика.

– Он хочет теперь Дашку вообще отослать из страны. Она рыдает и огрызается, а он ей говорит, тут небезопасно. Просто Капитан Очевидность! – Я рассмеялась и посмотрела на часы. Мне было пора собираться. Визит к Алине был только предлогом. Мне нужен был предлог, чтобы выбраться в город. Можно было бы, конечно, и без предлога выбраться. Николай все равно теперь ничего у меня не спрашивал. Он был погружен в себя, а я была погружена в себя. Каждому свое.

Выйдя на улицу, я поняла, что перебрала с вином. Так уж Алина устроена – в ее доме все начинают спиваться. Атмосфера. Идти на шпильках по лужам было неудобно, но идти было недалеко, слава богу. Мы договорились встретиться с Владимиром возле памятника Пушкину. Стандартное место встречи влюбленных, которое изменить нельзя. Я не видела его уже неделю, он уезжал в Мюнхен. Он теперь мотался туда и обратно, разрываясь между двумя странами и двумя женщинами. Его мучила совесть. Меня – нет. Я точно знала, чего хочу.

Он уже стоял там, когда я подошла со стороны кинотеатра «Россия». Вельветовый пиджак – темно-синий, удачно оттенял его глаза. Руки в тонких кожаных перчатках сжимают замысловатый букет. Красные и белые, огонь и лед – беспроигрышный вариант. Говорят обо всем сразу, напрямую, без недомолвок и иносказаний – я хочу тебя, я соскучился, я жду тебя у памятника и боюсь, что ты не придешь.

Я спряталась на минуточку за колонной дома редакции «Известий» и рассматривала его оттуда. Высокий. Взволнованное лицо. Посматривает на часы, но мне еще пока не звонит – не прошли соответствующие правилам пятнадцать минут. Владимир был слишком хорошо воспитан, чтобы показывать нетерпение или раздражение. Он был как англичанин – сдержан и подчеркнуто корректен, это не мешало и не напрягало. И не портило его. Он не навязывал себя другим, не требовал от остальных соответствовать ему. Напротив, когда я однажды нечаянно пролила на себя вино, он, чтобы мне не было неудобно и неприятно ходить с пятном, опрокинул второй бокал прямо на себя.

Владимир имел только одну слабость. И эта слабость была я.

«Я уже испугался, что ты не придешь!» – просиял он.

Он увидел меня, еще когда я стояла на другой стороне улицы. Я помахала ему рукой и перебежала дорогу на красный свет. Какие мелочи!

«Я всегда приду. Я не собираюсь играть с тобой в игры!» – хотелось мне сказать, но я лишь промолчала и улыбнулась. По возможности загадочно. Я все еще не понимала, что он во мне нашел. Впрочем, одного взгляда на Серую Мышь было достаточно, чтобы понять – у Владимира на женщин плохой вкус. Это меня, конечно, несколько настораживало, но только до тех пор, пока я не видела. Когда он склонялся, чтобы поцеловать меня – его дыхание всегда пахло мятой, – я забывала о всех сомнениях. Какая разница! Да, бывают в жизни чудеса, и такие мужчины, как Владимир, любят женщин с не самой яркой внешностью. Вспомним диких уток. Какие у них селезни? Грудь колесом, головы зеленые, блестят. А утки вообще никакие, смотреть не на что. Плавают же с таким видом, что прямо белые лебеди, не меньше.

– Какая ты красивая! Оля, я так соскучился. Ты голодная?

Я рассмеялась, взяла его за руку и потащила к машине.

– Я хочу целоваться.

– Ты сумасшедшая! – рассмеялся он.

Это была отчасти правда. Он сам как-то сказал мне, что наши с ним отношения – это мой посттравматический синдром. И что, если бы не это, ему бы никогда не видать меня как своих ушей.

– Я мечтала о тебе еще до… Еще до! – ответила я. – Ты просто не догадываешься, насколько хорош.

– Не знаю. Хорош, да?