Пепельный рассвет

Оказавшись в тени, я исчезаю. Самым натуральным образом. Причем совершенно необязательно, чтобы тень укрывала меня полностью. Как показали многочисленные эксперименты, чтобы пропасть из виду, мне достаточно тени, размером хотя бы в половину квадратного метра. В сумерках же или ночью меня в принципе не видно, если я сам не хочу показаться. Иными словами, для того, чтобы раствориться в тени, мне нужно этого захотеть, а чтобы остаться видимым в сумерках или темноте, нужно, наоборот, НЕ хотеть исчезать. Здорово? Да ни чер… ни хрена! Каждое такое отличие — это очередной гвоздь-сотка в крышку моего гроба! И если чуть великоватые клыки можно списать на выверт природы, то способность исчезать на глазах у изумленной публики — это уже совсем другое дело. Тут от влияния Тьмы не отвертеться. Точнее, отвертеться можно только в том случае, если проверку будет проводить священник, а во мне к тому времени не останется и капли «черной благодати». Вот только жители империи, встречаясь с мистикой, не склонны терять время на поиски такого специалиста. Бегать же от крестьян с дрекольем, которые порой и питомцев-полукровок, вроде тех же скакунов дядюшки Вола, прибить норовят, мне совсем не улыбается.

Остается только надеяться, что эти навыки тренируемые, и я не спалюсь с ними в освоенных землях. Не хотелось бы оказаться на костре только потому, что, выйдя вечером из пивной, забыл остаться видимым и растворился на глазах собутыльников. М-да.

В общем, это было познавательное время. Весьма и весьма познавательное. Но в один прекрасный день мои гости собрали вещи и смылись. Случилось это аккурат в канун годовщины моего вселения в тело Пира Граммона. Такой вот подарок на день рождения. А я ведь уже привык к этой ораве под боком, можно сказать, почти сроднился с ними. Ну а как еще это можно назвать? Пусть за эти месяцы мы не перекинулись с ними ни словом, но я ведь их уже по голосам различал и даже родню многих участников экспедиции могу по именам перечислить!

И да, могу себя поздравить и выдать патент натуральной ниндзи, за все время проживания бок обок с «гостями» меня ни разу не засекли, хотя в последние недели я обнаглел настолько, что по вечерам, бывало, присоединялся к их посиделкам у костра. Чуть в стороне, правда и укрываясь тенью, но это был такой кайф! Сидеть в компании себе подобных, слушать подколки и байки, попивать горячий взвар, грея руки о толстые стенки кружки…

Риск? Был, конечно. То, что я могу исчезать из виду, вовсе не значит, что становлюсь бесплотным, так что на меня вполне можно было бы наткнуться в темноте, но, во-первых, я был достаточно внимателен, чтобы не допускать подобных ошибок, а во-вторых… я был согласен на этот риск. Боюсь, если бы не визит людей Римана, то к исходу года я просто рехнулся бы от одиночества, и никакая библиотека «Пятикрестника» не помогла. Ну и да, толика нездоровой наглости в моих действиях, конечно, была, но ведь все обошлось, не так ли?

Впрочем, по сравнению с заимствованием походных записей экспедиции для последующего их копирования на терминале в моем убежище посиделки за спинами «гостей», пожалуй, тянули на легкую шалость, не больше… особенно учитывая, что вернуть бумаги в походный бювар главы экспедиции, я умудрился лишь за сутки до того момента, как отряд снялся с места и свалил в сторону Горного. Удачно вышло.

Эти дни стали для меня той отдушиной, что позволила без особых проблем дожить до того светлого момента, когда я почувствовал, что и сам могу убираться из этого склепа, в котором когда-то спасался от мировой катастрофы далекий предок моего нынешнего вместилища, рыцарь Цепи Ордена Святого Креста Иерусалимского, сэр Грэхэм Монт.

Утром я поднялся и… поначалу даже не понял, что со мной не так. Сон слетел, будто его и не было, а я, охваченный самыми черными предчувствиями, рванул в ванную комнату, к большому настенному зеркалу. Застыв перед собственным отражением, всмотрелся в него, выискивая, чем еще мог «наградить» меня эликсир деда Вурма, но, не обнаружив ничего странного или непривычного, расслабляться и облегченно вздыхать не торопился. Способность нырять в тень и исчезать из виду в темноте, тоже никак не отражалась на физическом теле…

Мне понадобилось добрых четверть часа, чтобы разобраться в собственных ощущениях и понять, что единственное отличие меня сегодняшнего — это ощущение какой-то странной легкости в теле и на душе. Словно скинул пару сотен килограммов груза со спины. С душой же… я чувствовал себя как будто умытым изнутри. Чистым-чистым, до скрипа и ослепительной белизны. Это непонятное ощущение даже немного напрягло. А когда до меня дошло, что в действительности означает мое нынешнее состояние, я не сдержал облегченного смеха, от которого, кажется, даже мхи в световых трубках под потолком засияли ярче. Это ж надо было так привыкнуть к постоянному присутствию Тьмы в теле, чтобы потратить столько времени на осознание простого факта: Ее больше нет! Ушла, истратилась, испарилась! Как говорил один странный персонаж из напрочь забытого мною фильма: «Добби свободен!»