— Четыре с половиной тысячи, — отозвался Торин, поправляя головную повязку, насквозь промокшую от пота. — А долго еще качать?
— До восьми тысяч.
— Ты что, очумел? Котел испарится! — гном от возмущения едва не бросил рукоять воздушного насоса.
— На нем заклятие.
— Максимум пять. Больше это старье не вытянет.
— Давай пять. Гарин, помоги.
Гном, не отвечая ни слова, налег на рукоять резервного насоса. Пламя внутри заревело еще громче, и котел засиял еще ярче.
— Ну, где наш пациент? — миеннист выпутался из плаща, оставшись лишь в белой рубахе и черных драных штанах. — Пора его на стол…
Миссионер склонился над обломками дроида и принялся бесцеремонно срывать с него заржавленные латы, швыряя их в котел.
— Эй, поосторожнее там! — возмущенно пропыхтел Гарин. Он уже жалел, что не разделся до штанов. — Это тебе не плясун с ярмарки!
— Ты лучше качай, — рассеянно отозвался миеннист и принялся копаться в сумке. — Если Уважаемые все-таки снизойдут к моей просьбе…
На свет появилась деревянная ложка, расписанная аляповатыми узорами. По мнению Гарина, место ей было в лучшем случае в сувенирной лавке — более безвкусно сделанной вещи он еще не видел.
— Итак, приступим, — совершенно по-будничному сказал миеннист, помешивая жидкий металл. К немалому удивлению Гарина, ложка даже не подумала вспыхнуть ярким пламенем.
— А молитва? Или там, заклятие какое? — Торин на миг прервался, чтобы выкрутить повязку, и пламя в горне на миг притухло.
— Держи температуру! — взвыл миссионер, сразу же утратив всю свою невозмутимость. — Раззява!
Гном снова налег на рукоять.
— Порядок, — миеннист снова перемешал варево. На сей раз в нем появились жилки ослепительно синего света. — Еще пара минут — и готово!
Он переложил останки дроида на наковальню, постаравшись придать металлолому максимально человекоподобный вид.
— Ну, вот сейчас и проверим, правильно ли я все рассчитал…
Внезапно в кузне потемнело, словно оба гнома вдруг перестали качать.
— Эй, вы что? — миеннист недоуменно обернулся, но замер, встретившись взглядом с белоснежными глазами без зрачков.
— И я рада тебя видеть, — протяжно пропела Ниликато. На сей раз она облачилась в сверкающую черную тогу. — Твой призыв услышан.
Богиня, бесцеремонно отодвинув опешившего миенниста в сторону, подошла к полыхающему горну и зачерпнула ладонью сияющее варево. Котел уже растворился, и сверкающий сплав просто висел над озером огня, опираясь на призрачно-сизую дымку.
— В самый раз, — она стряхнула металл обратно в котел и повернулась к выходу из тоннеля. — Твой черед, сестрица!
— Жду-не дождусь, — подземелье снова осветилось. — Где мой паладин?
Гарин с Торином, не веря своим глазам, наблюдали, как сияющий металл, вытянувшись в проволоку, опутывал останки дроида. Стальная паутина переплеталась, формируя несокрушимый панцирь, который, вдобавок, отлично защищал своего владельца от «неподобающего» внимания.
— Вот и все, — Гемма отряхнула руки от остатков металла, и смертные невольно зажмурились. — Это — вам.
Гарин едва сдержался, чтоб не завопить от невыносимой боли: богиня решила, что лучшим местом для ее подарка — изящного медальона — будет непременно грудь одариваемого.
— Носите с честью, — пещера снова опустела, а с потолка хлынул теплый ласковый дождик — прощальный дар Миенны.
Утлая лодочка прошелестела днищем по отмели и застряла в камышах. Уланов, недоверчиво глянув на зеленую воду, попытался сдвинуть плоскодонку, чтобы добраться до берега, но тщетно — второе весло сломалось еще быстрее первого.
— Вот зараза! — паладин, от души размахнувшись, метнул обломок весла в сторону невидимой отсюда пристани, где обитал жулик-лодочник. Впрочем, винить скорее следовало покойного короля — именно он приказал разобрать все переправы через реку, кроме тартельской.
Вода оказалась теплой, а дно — песчаным, что немало обрадовало Уланова — меньше шансов окунуться с головой. Паладину сейчас отчаянно не хотелось искать хворост, чтоб просушить одежду, доспехи и припасы.
— Вот я и добрался, — Уланов кинул взгляд на восток — туда, где клубились седые облака над невидимыми отсюда пиками Керналла. Впрочем, его цель лежала куда ближе — паладин шел в Орбитар, цитадель безбожников, отрицающих очевидное. Уланов понял свою миссию — ему нужно было во что бы то ни стало убедить их расстаться с опасными заблуждениями.
В голове шевельнулось странное воспоминание — словно когда-то он был одним из пришельцев и, что самое нелепое, считал это бытие единственно возможным. Возможно, потому его и выбрали?