Пьер и Мария Кюри

Когда я перечитывала написанную по-польски поэму моей матери о тех временах, когда я вспоминала, как она рассказывала о себе — с улыбкой и юмористическими замечаниями, когда смотрела на портрет, что был особенно ей мил: маленькую фотографию студентки с волевым подбородком и смелым взглядом, — я чувствовала, что ни в какие времена она не переставала любить больше всего именно этот кипучий и тяжелый период своей жизни.

Как жестоко протекает юность женщины-студентки.
Когда вокруг нее другая молодежь все с новым
увлечением
Стремится жадно к новым, для них доступным
развлечениям!
И все же одинокая, безвестная студентка живет
счастливо в своей келье,
Где действует то пламенное рвенье, что расширяет
душу без конца.
Но пролегают и эти благие времена,
Приходится сказать «прощай» миру науки,
Чтоб отправляться в мир борьбы за хлеб
По серому проселку нашей жизни.
Как часто, истомленная путем, ее душа
Летит опять в тот милый сердцу угол,
Где обитал когда-то молчаливый труд
И где остался целый мир воспоминаний.

Само собою разумеется, что позже Мари узнала и другие радости. Но даже в часы безграничной нежности, в годы торжества и славы никогда эта студентка не бывала так довольна — и скажем прямо — так горда собой, как в те времена нищеты и пламенного, всепоглощающего устремления. Горда своей бедностью, горда своею независимой, одинокой жизнью в чужом городе.

Там, в своем бедном прибежище, работая вечером при свете лампы, ей кажется, что ее собственный, еще крохотный удел таинственно соприкасается с жизнью высших личностей, перед которыми она преклоняется, и что она сама становится скромным, неведомым товарищем великих ученых прошлого, так же, как она, замкнувшихся в плохо освещенных кельях, так же, как она, отрешившихся от сует своего времени, так же, как она, подстегивающих свой ум, чтобы перескочить через уже достигнутое знание.

Да, эти четыре года были не самыми счастливыми в жизни Мари Кюри, но на ее взгляд — самыми цельными и совершенными по содержанию. Когда ты молод, одинок и погружен в науку, можно не иметь, на что жить, и жить самой полной жизнью. Огромный энтузиазм дает двадцатишестилетней польке силу не обращать внимания на материальные лишения. Впоследствии любовь, материнство, супружеские заботы, сложность тяжелого труда изменят в реальной жизни образ Мари. Но в ту волшебную эпоху, в эпоху наибольшей своей бедности, она была беспечна, как ребенок. Она витает в другом мире свободно и легко и на всю жизнь сохранит о нем мысль, как о единственно чистом, истинном.

При таком неустойчивом существовании не все дни могут протекать ровно. Какой-нибудь нежданный случай вдруг нарушает все: непреодолимая усталость, небольшое заболевание, но требующее ухода и лечения. Да и другие, приводящие в ужас катастрофы… Единственная пара ботинок с дырявыми подошвами разваливается окончательно, и надо покупать новые. А это значит перекроить весь бюджет на целые недели, и непомерный расход придется возместить на пище, на керосине для освещения.

Или затянется зима, и подморозит мансарду седьмого этажа. В комнате так холодно, что Мари не может спать. Она дрожит всем телом. Запас угля истощился… Ну и что ж? Разве молодая жительница Варшавы даст одолеть себя парижской зиме? Мари зажигает лампу, раскрывает большой сундук и выкладывает все одежды. Надевает как можно больше на себя, залезает в постель, накидывает кучей поверх одеяла остальное — переменное платье и белье. А все же очень холодно. Мари протягивает руку, подтаскивает единственный стул, приподнимает и кладет его на ворох платья, создавая себе смутную иллюзию чего-то тяжелого и теплого. Теперь остается только ждать сна, но неподвижно, чтобы не разрушить это сложное сооружение. А в это время вода в кувшине постепенно затягивается ледяной коркой.

Глава X Пьер Кюри

Мари вычеркнула из программы своей жизни любовь и замужество.

Это не так уж оригинально. Бедная девушка, униженная и разочарованная первой идиллией, клянется никогда больше не любить. Тем более студентке-славянке с ее пламенным стремлением к умственным высотам не трудно отказаться от шага, ведущего зачастую девушек к порабощению, счастью и несчастью, и посвятить себя лишь своему призванию. Во все эпохи все женщины, горевшие желанием стать великими живописцами или великими музыкантами, пренебрегали любовью, материнством.