Пьер и Мария Кюри

Пьер Кюри получил степень лиценциата физики в восемнадцать лет. Во время своих занятий он обратил на себя внимание Дезена, директора лаборатории Высшего исследовательского института, и Мутона, помощника директора той же лаборатории. Благодаря им он был назначен в 1878 году, девятнадцати лет, ассистентом Дезена на факультете естествознания Парижского университета, и ему поручен был практикум со студентами по физике; он занимал эту должность пять лет и тогда же сделал свои первые экспериментальные работы.

Приходится сожалеть, что из-за своего материального положения Пьер Кюри был вынужден занять должность ассистента с девятнадцати лет, вместо того чтобы беспрепятственно продолжать занятия еще два или три года. Поглощенный служебными обязанностями и своими исследованиями, он должен был отказаться от слушания курса высшей математики и не сдавал больше экзаменов. Но зато он был освобожден от военной службы согласно тогдашней льготе для молодых людей, работающих по народному просвещению.

Пьер Кюри был в то время высоким и стройным молодым человеком, с каштановыми волосами, застенчивым и сдержанным; отпечаток интенсивной внутренней жизни выступает на молодом лице, если судить по хорошей фотографии, снятой с семейной группы, состоящей из доктора Кюри, его жены и двух сыновей. Голова склонена на руку, поза мечтательная и непринужденная, и невольно поражает выражение больших, продолговатых, ясных глаз, как будто следящих за каким-то внутренним видением. Рядом с ним его брат представляет собой поразительный контраст со своими черными волосами, живым взглядом и решительной манерой.

Оба брата нежно любили друг друга и жили дружно, работая вместе в лаборатории и вместе же гуляя в свободные часы. У них было несколько друзей детства, с которыми они и впоследствии сохранили дружеские отношения (Луи Депуйи, их кузен, впоследствии доктор медицины; Луи Вотье, точно так же ставший врачом; Альбер Базилль, который сделался инженером почт и телеграфов).

Пьер Кюри делился со мной своими воспоминаниями о каникулах, проведенных в Дравейле на берегу Сены, где он с братом Жаком совершал длинные прогулки, купался и нырял: оба брата были прекрасными пловцами. Они могли также ходить пешком целыми днями, рано привыкнув бродить по окрестностям Парижа. Иногда Пьер Кюри предпринимал экскурсии в одиночестве и тогда предавался размышлениям. В таких случаях он иногда забывал о времени и крайне переутомлялся. Погружаясь в восхищенное созерцание окружающего, он не хотел думать о материальных затруднениях.

На страницах дневника, написанных в 1879 году[2], он так говорит о спасительном влиянии на него деревенской жизни: «О! Как хорошо провел время в этом благодатном безлюдье, вдали от множества досадных мелочей, терзающих меня в Париже. Нет, я не жалею о своих ночах в лесу и днях, проведенных в одиночестве. Будь у меня свободное время, я дал бы себе волю рассказать о множестве разнообразных грез, каким я предавался там. Хотелось бы мне описать мою прелестную долину, благоухающую ароматами растений, красивый бор, густой и влажный, пересеченный речкой Бьевр, дворец фей с колоннами, затянутыми хмелем, скалистые холмы, все красные от вереска, где было так приятно посидеть. Да, постоянно, с глубокой благодарностью я буду вспоминать о лесе; из всех знакомых уголков это мой самый любимый, и в нем я чувствовал себя наиболее счастливым. Я уходил туда нередко вечером и шел моей долиной, и оттуда я возвращался с двумя десятками разнообразных мыслей в голове…»

Итак, у Пьера Кюри ощущение счастья, испытанного на лоне природы, связывалось с возможностью спокойного размышления. Текущая жизнь, с обязанностями и разнообразными отвлекающими от дела обстоятельствами, не позволяла ему сосредоточиваться в себе самом, и это служило причиной страдания и беспокойства. Пьер Кюри чувствовал себя предназначенным для научных исследований. У него была настоятельная потребность углубляться и понимать явления, чтобы дать для них удовлетворяющую его теорию. Но когда он пытался сосредоточить свой ум на какой-нибудь проблеме, его постоянно отвлекали всевозможные мелочи, что мешало его размышлениям и повергало в отчаяние. Под заглавием «День, каких много» он описывал в своем дневнике пустые события, наполнявшие его день, не оставляя времени для полезной работы. Он заключает так: «Вот мой день; я ничего не сделал. Почему?» Дальше он возвращается к этому предмету и пишет, взяв заглавием строчку из известного автора:

«Одурять бубенчиками ум, который хочет мыслить»[3].

«Чтобы я, человек слабый, не пустил свою голову гулять на все четыре стороны, по воле малейшего встречного ветерка, необходима полная неподвижность всего вокруг меня, или же мне надо самому завертеться так, как крутится гудящий волчок, и тогда уже само движение сделает меня невосприимчивым к окружающим вещам.