«Ваша печальная история – частично известная прежде – дошла до меня сейчас более подробно благодаря той, кто искренне сопереживала вам и передала мне свою собственную искренность. Вы желаете оставить эти места и оказаться в тишине, и пришли к выводу, что некая работа в уединении подойдет вашему полу и возрасту. Её поисками я теперь займусь сам, и гарантирую её вам, насколько далеко смогут зайти мои возможности. Поэтому – если утешение не полностью отвергнуто вашим большим горем, которое случается слишком часто, пусть и без сочувствия большому горькому безумию, – здесь два ваших истинных друга воистину молят вас принять небольшой кусочек от их сердец и подумать о том, что вся ваша жизнь еще не прожита, и что само Время это постоянный и надежный целительный бальзам. Проявите терпение ещё некоторое время, пока ваша будущая судьба не определится посредством нашей доброй помощи, и знайте, что я и Изабель – ваши настоящие друзья и искренние доброжелатели»
Он вручил записку Изабель. Она молча прочитала её, сложила и, протянув к нему обе руки, одним движением подняла свои глаза к Делли и к Богу.
«Ты думаешь, что это не причинит ей боль, когда она прочитает записку, Изабель? Тебе это известно лучше всего. Я думаю, что прежде чем наша помощь действительно достигнет её, обещание помочь уже может принести небольшую пользу. Но держи её и сделай так, как считаешь верным»
«Тогда я немедленно отдам её, мой брат», – сказала Изабель, оставив его.
Неподвижная тишина в течении ночи уже вытолкнула длинную заклёпку и быстро вбила её на другой стороне мира. И, снова оставшись в такой час один, Пьер не мог не прислушаться. Он услышал шаги Изабель на лестнице, потом они приблизились к нему поверху; затем он услышал лёгкий стук и мысленно – шелест бумаги, скользящей по дверному порогу. Затем другое движение, и шаги навстречу дрожащей Изабель; и после оба обладателя шагов отступили друг от друга, и вскоре Изабель вернулась к нему.
«Ты постучала и положила её под дверь?»
«Да, и она теперь у неё. Прислушайся! рыдание! Слава Богу, долгое засушливое горе нашло, наконец, слезу. Жалость и сочувствие сотворили это. – Пьер, за твое дело тебя уже при жизни канонизируют!»
«Разве святые голодают, Изабель?» – сказал Пьер, стремясь отвлечь её от этого. «Ну, дай же мне буханку; но ты должна помочь мне, моя сестра. – Благодарю тебя, – этот хлеб вдвойне слаще. – Он твоей собственной выпечки, Изабель?»
«Моей собственной выпечки, брат мой»
«Подай мне чашку; вручи её мне своей собственной рукой. Итак, Изабель, моё сердце и душа теперь полны самого глубокого почтения; я всё же посмею назвать это реальное причастие ужином. – Поешь со мной»
Они поели вместе без единого слова; и без единого слова Пьер поднялся и поцеловал её чистый и безупречный лоб и без единого слова покинул место.
VII
Мы не знаем мыслей Пьера Глендиннинга, когда он добрался до деревни и прошел под густой кроной деревьев, не видя зажжённого света и не слыша чьих-либо звуков, разве что иногда замечая у своих ног мягкие земные молнии, что подобно змее, играли среди стеблей травы, а между деревьями улавливая далекий тусклый свет с небес и доносящийся издалека со всех сторон обычный гул спящей, но все ещё дышащей земли.
Он остановился перед отдельно стоящим красивым домом, окруженным густым кустарником. Вошел в портик и отчетливо постучал там, подобно деревенским часам, отбивающим время. Он стучал, но никакого ответа не следовало. Он постучал снова и вскоре услышал, как оконная рама поднялась на второй уровень, и удивленный голос спросил, кто там?
«Это – Пьер Глендиннинг, и он желает немедленно переговорить с Преподобным г-ном Фэлсгрэйвом»
«Я правильно расслышал? – чёрт возьми, что у вас за вопрос, молодой джентльмен?»
«Любая вещь – вопрос; весь мир – вопрос. Вы впустите меня, сэр?»
«Конечно – но я умоляю вас – нет, останьтесь, я впущу вас»
Гораздо скорей, чем это, возможно, ожидалось, г-н Фэлсгрэйв лично открыл дверь Пьеру, держа свечу и укутавшись в свой очень приличествующий данному случаю студенческий халат из шотландского пледа.
«Ради Бога, что за вопрос, г-н Глендиннинг?»
«Небо и земля – вопрос, сэр! мы подойдём к его рассмотрению?»
«Конечно, но – но…»
«Ну, тогда идёмте дальше».
Они пошли наверх и скоро оказались в покоях священнослужителя, где оба присели; пораженный хозяин все еще держал свечу в своей руке и с опасливым выражением лица внимательно следил за Пьером.
«Божий слуга, сэр, я верую»
«Я? Я? Я? честное слово, г-н Глендиннинг!»
«Да, сэр, в миру вас так называют. И что теперь вы, Божий слуга, решили с моей матерью относительно Делли Алвер?»
«Делли Алвер! почему, почему – что может значить это безумие?»
«Это значит, сэр, что вы и моя мать приняли решение относительно Делли Алвер»
«Она? – Делли Алвер? Она должна уехать отсюда; почему нет, если её собственные родители хотят этого»