Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Проза / Русская классическая проза / Юмор / Прочий юмор18+Н. А. Лейкинъ
«Перчатка.»
На дняхъ мн понадобилось купить себ нсколько аршинъ мебельнаго ситцу, и я отправился за нимъ во внутрь Александровскаго рынка, въ знакомую лавку. Въ лавк я встртилъ самого хозяина. Хозяинъ самъ продавалъ мн, нарылъ на прилавк груду товару, и когда я выбралъ ситецъ, то онъ ловко отмрилъ отъ куска, «припустилъ» сверхъ требуемаго количества пальца на четыре и, съ шумомъ отрывая его, проговорилъ: «два вершечка въ уваженіе».
Разговоръ зашелъ о вновь начинающихся морозахъ.
— Холодно, — сказалъ я. — Втеръ такъ и пронизываетъ.
— Чайку не прикажете-ли? Тогда маненько и поразогретесь.
— Пожалуй.
Хозяинъ молча кивнулъ молодцамъ, и т бросились исполнять требуемое. Одинъ изъ нихъ схватилъ табуретъ, смахнулъ съ него рукавомъ шубы пыль и, подставляя его къ прилавку, сказалъ: «пожалуйте приссть»; другой подалъ мн стаканъ чаю и поставилъ на прилавокъ жестяную коробку, изъ-подъ сардинокъ, съ сахаромъ. Я началъ пить. Хозяинъ, заложа руки въ рукава шубы, стоялъ около меня и вздыхалъ:
— Торговлишкой сегодня порасклеились. Ей-ей, — произнесъ онъ, съ самаго утра хоть шаромъ покати!
Въ лавк дйствительно, кром меня, покупателей не было. Лавка была открытая, безъ дверей. На порог стоялъ молодецъ и зазывалъ покупателей, громко выкрикивая названіе товаровъ. Мимо лавки шныряли барыни, бабы въ тулупахъ, солдаты съ сапожнымъ товаромъ подъ мышкой, и вдругъ показался толстый приземистый купецъ, въ енотовой шуб и котиковой фуражк. Увидавъ купца, хозяинъ, ни къ кому особенно не обращаясь, вдругъ крикнулъ: «перчатка!» Купецъ вздрогнулъ, остановился, оборотилъ къ лавк свое побагроввшее лицо и принялся ругаться:
— Банкрутишка! Мерзавецъ! Тещу уморилъ и на кривой объхалъ! Сиротъ на лвую ногу обдлалъ! Въ каторг теб мсто!
Молодцы фыркали. Хозяинъ, не перемняя положенія, самымъ невозмутимымъ образомъ смотрлъ на купца. Я недоумвалъ. Выругавшись въ волю, купецъ пошелъ дале. Хозяинъ снова крикнулъ ему вслдъ: «перчатка-а-а!»
— Что это онъ? Съ чего онъ ругается? — невольно спросилъ я.
— А слова этого не любитъ. Страхъ, какъ не любитъ! Готовъ на ножи лзть, — ну, вотъ его не дразнятъ, — отвчалъ хозяинъ. — Перчатка для него все равно, что каленое желзо — такъ и обожжетъ!
— Отчего-же онъ не любитъ этого слова? Отчего его перчаткой дразнятъ, а нечмъ нибудь другимъ? — допытывался я.
— А извольте видть, тутъ цлая прокламація! Разсказывать-то долго. Чайку еще не прикажете-ли?.. Можетъ, съ медкомъ будетъ вольготне, такъ у насъ и медъ есть.
— Ну, хорошо, я выпью еще стаканъ, а вы разскажите. Это должно быть интересно?
— Хорошо, извольте, только извстно интересъ нашъ, купеческій. Изобрази и мн стакашекъ! — крикнулъ онъ молодцу.
Молодецъ подалъ намъ два стакана. Хозяинъ спрятавъ дно стакана въ рукавъ шубы, сталъ прихлебывать чай и началъ:
— Этотъ самый купецъ, что сейчасъ на меня ругательства загибалъ, Буркинымъ прозывается. Торгуетъ онъ у насъ тутъ, по близости, ленточнымъ товаромъ, а супротивъ его другой торгуетъ, по фамиліи Слаботловъ и тмъ-же товаромъ. Да, ей Богу, незанимательно, плюньте вы на него!.. Что вамъ…
Хозяинъ умолкъ.
— Полноте… Говорите, говорите, — сталъ я упрашивать.
Хозяинъ продолжалъ:
— Только торгуютъ это они насупротивъ другъ друга, и завсегда у нихъ промежъ себя то при, то брань, а то и драка, потому другъ у друга покупателей отбиваютъ и товаръ хулятъ. Разъ даже посл запору молодцы стнка на стнку пошли. Въ кровь разодрались. Теперича, къ примру, мы промёжъ себя сосди, такъ, мы живемъ въ мир и завсегда другъ у дружки заимствуемся: товаромъ-ли, коли у самыхъ нехватка, стаканомъ-ли, коли свои побиты, ну, и тамъ разное… А у нихъ этого и въ завод нтъ. Забги-ко буркинскій молодецъ къ Слаботлову въ лавку на заварку чаю попроситъ — въ желзные аршины примутъ. Ей Богу! Былъ случай, — одному переносье перешибли. Только надо вамъ сказать, что Буркинъ этотъ занимался поставками въ казенныя мста, по подряду, значитъ, а Слаботловъ по аукціонамъ ходилъ и товаръ скупалъ. Ходили они прежде и оба по аукціонамъ, и оба подряды брали да бросили, и каждый взялся за свое дло, потому только убытокъ одинъ былъ: придутъ, бывало оба на аукціонъ или на торги и давай на зло другъ дружк цны набивать. Ну, набьютъ несообразное, а посл и кряхтятъ: Враги были. По субботамъ даже въ одну баню не ходили. Разъ въ церкви къ одному образу свчки подошли ставить, такъ и тутъ чуть не разодрались.
— Кажинный день у нихъ — словно на кіатр представленіе, — вставилъ до сихъ поръ молчаливый молодецъ.