Перчатка для смуглой леди

— Да, я знаком с его матерью.

— У вас есть ее адрес? — спросил мистер Гибсон. — И номер телефона?

— Да, в кабинете, наверху. Хотя подождите секундочку, в моей записной книжке есть данные на всех актеров труппы. Вот, пожалуйста, миссис Блюит.

— Наверное, вам стоит позвонить ей, мистер Джей. Ее следует немедленно поставить в известность. В чем дело, мистер Джей?

— Она обычно встречает его. В конце улицы. Я… О боже, бедный Джоббинс говорил мне об этом. Интересно, что она сделала, не увидев сына в условленном месте? По идее, она должна была прийти в театр.

— Мы можем забрать мальчика? — деловито перебил главный врач.

— Конечно, доктор. А вы поезжайте с ними, — обратился Гибсон к констеблю, который все это время находился при Треворе. — Не спускайте с него глаз, прислушивайтесь к каждому вздоху, возможно, он шепнет что-нибудь. Если какая-нибудь накрахмаленная мымра станет гнать вас из палаты, не поддавайтесь. Мы должны узнать, как он получил повреждения. Не оставляйте его ни на секунду.

Куском мела, крошившегося от прикосновения к ковру, мистер Гибсон обвел контуры худенького тела ребенка.

— Теперь все, — сказал комиссар, и мальчика унесли.

Главный врач сказал, что сам обследует Тревора, и вышел вместе с сержантом. Гибсон собрался было последовать за ними, когда Перегрин и Эмили окликнули его.

— Да, мистер Джей? Мисс Данн? Вы хотели мне что-то сказать?

— Мы только хотели спросить, — начала Эмили, — известно ли вам, что мистер Родерик Аллейн… то есть суперинтендант Аллейн… наблюдал за установкой сейфа, в котором лежали вещи. Те, что были украдены.

— Рори Аллейн! — воскликнул комиссар. — Неужели? Но почему именно он?

Перегрин объяснил.

— Я думаю, — сказал он в заключение, — что мистер Василий Кондукис, владелец реликвий…

— Я догадался об этом.

— …попросил мистера Аллейна о личном одолжении, по долгу службы он не был обязан помогать нам. Суперинтендант очень заинтересовался реликвиями.

— Это на него похоже. Что ж, спасибо, — не слишком довольным тоном произнес мистер Гибсон. — А теперь позвоните, пожалуйста, миссис Блюит. Она проживает в моем округе, как я понимаю, недалеко от комиссариата. Если она не найдет машину, чтобы поехать в больницу, скажите, что мы предоставим ей транспорт. Нет, подождите. Пожалуй, я пошлю к ней женщину-полицейского. Лучше смягчить удар.

— А не позвонить ли ей сначала? Просто предупредить, что к ней сейчас придут, — предложила Эмили. — Я могла бы сама к ней пойти.

Мистер Гибсон посмотрел на нее и сказал, что, по его мнению, Перегрину и Эмили лучше пока оставаться в театре, но позвонить они, конечно, могут, после того как он сам переговорит по телефону. Размеренным шагом он направился в фойе. Через несколько минут молодые люди услышали, как открылась парадная дверь и мистер Гибсон приветствовал прибывшее подкрепление.

— Все кажется таким нереальным, — произнесла Эмили.

— Ты устала?

— Нет.

— Я должен позвонить Гринслейду, — вдруг вспомнил Перегрин. — О черт, ему надо сообщить!

— А мистеру Кондукису? В конце концов, его это больше всех касается.

— Им займется Гринслейд. Эмили, ты что-нибудь понимаешь? Я — нет. Не могу поверить в то, что случилось. Джоббинс. Этот жуткий мальчишка. Записка Шекспира и перчатка. Смерть, увечья, кража. Какое же свинство! И на что только способны люди? Что превращает нас в чудовища?

— Откуда нам с тобой знать. Мы можем лишь догадываться.

— Но мы играем это. Это наш исходный материал… Убийство. Насилие. Воровство. Разнузданная чувственность. Мы относимся к таким вещам как к чему-то само собой разумеющемуся. Мы применяем к ним систему Станиславского, ищем мотивы поступков, подбираем соответствующие ассоциации. Мы стараемся проникнуть в характер Макбета или Отелло, охотника за ведьмами или инквизитора, или врача-убийцы из Освенцима и иногда воображаем, что добились успеха. Но стоит столкнуться с этим в реальности, мы теряемся, мы чувствуем себя раздавленными, словно по нам танк проехал. Мы ни на что не способны. За нас действует суперинтендант Гибсон, только ему под силу вернуть реальности смысл.

— От всей души желаю ему удачи, — с отчаянием произнесла Эмили.

— Удачи? Ты желаешь ему удачи? Хорошо, пусть ему повезет.

— Наверное, я уже могу позвонить миссис Блюит.

— Я пойду с тобой.

Фойе было ярко освещено, всюду раздавались голоса, по лестнице, на площадке которой лежал Джоббинс, сновали люди, сверкали фотовспышки. Перегрин с горечью припомнил день открытия театра. Голоса старшего инспектора Гибсона и главного врача округа четко выделялись в общем гуле. Перегрин уловил еще один незнакомый голос, звучавший довольно спокойно. Внизу у парадного входа стоял констебль. Перегрин сказал ему, что мистер Гибсон разрешил им воспользоваться телефоном, и констебль очень любезно ответил, что никаких препятствий тому он не видит.