Перчик на десерт

— Нашли бы, так сказала, — снова зевнула Инна. — Никакого упоминания о браслетах до того момента, как бывшая любовница Александра Второго передала их своей внучке. Словно бы император их, как фокусник, из рукава достал и своей любовнице преподнес. Ни истории этих браслетов, ни их прежних владельцев, ни даже мастера, который их сделал.

Знаешь, Бритый сегодня отправился в НИИ минералогии, чтобы там установили примерный возраст камней и металла.

— А что, это возможно?

— И не такое возможно, — заверила ее Инна. — Главное, ходы знать. Не беспокойся, к вечеру получим отчет в лучшем виде.

Плюшкин к этому времени закончил допрос санитара, который с завидным упорством продолжал стоять на своих показаниях. И это несмотря на то, что Плюшкин доказал ему как дважды два четыре, что Вероника не могла в силу физических особенностей своего организма, который у нее раздваиваться не умел, совершить доброй половины приписываемых ей сообщниками преступлений. И в частности, убить Витька.

— Вот, слышали? — обратился к подругам Плюшкин, когда арестованного увели. — Все в один голос твердят, что все задумала и выполнила Вероника, а они так — невинные, попавшие под дурное влияние пташки. Ну, ничего. Могут говорить что угодно, а от тюрьмы им не отвертеться. Факты вещь упрямая.

Этот парень, которого только что увели, санитар из той бригады, которую навербовал себе Айболит. Он привлекался по статье и отсидел срок за убийство.

Я просмотрел дело, у его прошлых жертв были такие же раны на горле, как и у Витька. Почерк его. Думаю, в конце концов он расколется.

— А что с убийством Галины?

— Там все прояснилось, — сказал Плюшкин. — За рулем сидела Вероника. Мы наконец нашли соседа, владельца машины, который видел, как ее угоняли. Он и описал нам Веронику. По счастью, он оказался художником и нарисовал ее портрет. Ну, и на оружии, которое вы нам передали, сохранились микрочастицы кожи и пота, которые помогли нам стопроцентно утверждать, что за рулем сидела именно она. Но, кроме убийства, она виновна в содержании тайной лаборатории по производству наркотиков.

Так что дело Вероники и Айболита передано в ФСБ, и разыскивать ее будут уже они. Это уж их головная боль. А мне лично хватит и наших возлюбленных.

— А с ними что будет? — занервничала Юля, ожидая, что Плюшкин сейчас и их обвинит в каком-нибудь страшном преступлении.

— Даже не знаю, что и делать, — сказал он. — Попробовать разве что представить убийство Сергея как несчастный случай? Но боюсь, его отец будет протестовать.

— С ним как раз все просто! — обрадовалась Инна. — Он должен одуматься. Дать ему разок прослушать пленку с исповедью его жены, в частности, то место, где она смеется над ним, что всю жизнь растил чужого ребенка и по его наущению засунул свою кровиночку в дурку, — стыд замучает. Еще я выяснила, что Сергей никак не мог провести тест на установление отцовства, что бы он там своему папе ни плел.

Для теста нужны образцы крови матери, отца и ребенка. А Наташина мать к тому времени уже давно скончалась. Так что Серега своего отца нагло обманул относительно Наташи. К тому же мне удалось найти одну старую подругу Наташиной мамы, и на сегодня у нас с ней и Сергеем Николаевичем намечена очная ставка.

— Честно говоря, я не судья, но думаю, что характеристики брата и отца Наташи должны сыграть свою роль, — сказал Плюшкин. — Колю должны оправдать. Но до суда пусть посидит за решеткой. Это ему наука будет, все-таки человека из-за него не стало. И на суд это произведет должное впечатление, как же, бедненький, уже пострадал за свое преступление. В тюрьме посидел.

Плюшкин неожиданно оказался хорошим психологом. Суд над Николаем, который произошел через полгода, вынес на редкость мягкое решение. Ему дали всего лишь пять лет условно за непредумышленное убийство. В зале суда в первых рядах сидели Наташа и ее раскаявшийся отец. С Наташи уже больше четырех месяцев как сняли ее диагноз. Сергей Николаевич теперь души в ней не чаял и не знал, что ему сделать, чтобы искупить свою вину перед дочерью.

Над ним также состоялся суд, но Наташа просила не судить отца слишком строго, и суд внял ее просьбе. Сергей Николаевич отделался условным сроком и частным определением — органы социальной опеки должны следить за тем, чтобы он вновь не затеял что-нибудь неладное по отношению к своей дочери.

Но это вряд ли, казалось, он искренне раскаивался в содеянном. Во всяком случае на суде он требовал по отношению к себе пожизненного заключения.

Оказалось, что его подозрения и ненависть к своей первой жене Татьяне — матери Наташи — не имели под собой никакой почвы. Жена ему не изменяла, всего лишь давала крышу для встреч своей подруги с любовниками. Эта подруга призналась в старых грехах.

После этого Сергей Николаевич рыдал и клялся, что у него будто пелена с глаз упала, и теперь он мечтает лишь об одном — чтоб Наташа простила его и согласилась принять от него все, чем он владеет. Ведь во всем мире у него не осталось ни одной родной души, кроме нее. В общем, он выглядел раздавленным, и Наташа, добрая душа, простила его.