Перчинка

Женщина скрывалась в доме. Через несколько минут она снова показывалась на пороге с деньгами, старой клеенчатой тетрадью и пером в руках. Старьевщик, бормоча себе под нос, писал что-то в тетради, брал деньги и возвращался в лавочку, возле которой стоял длинный хвост бедняков, желавших продать свои жалкие пожитки, чудом уцелевшие во время войны.

Перчинка так увлекся, наблюдая за этой сценой, что только к полудню вспомнил, что ничего еще не ел и не пил со вчерашнего дня. В ту же минуту мальчик почувствовал прямо-таки волчий голод и невыносимую жажду. Не долго думая он подошел к мужчине, сидевшему в кресле. Однако тот продолжал смотреть в другую сторону, притворяясь, что не заметил его.

— Не дадите ли мне стакан воды? — со вздохом спросил Перчинка. — Я очень хочу есть и пить.

— Значит, водичкой закусишь и сыт? А? — захохотал мужчина.

Он был так толст, что просто не верилось, что человек может так разжиреть. Казалось, он вот-вот раздавит ветхое кресло, которому выпала печальная участь нести на себе такую тушу.

— Стакан воды скорее дадут, чем кусок хлеба, — простодушно ответил Перчинка, не заметивший иронии толстяка.

— Ага! — подхватил толстяк, которому, как видно, просто хотелось поболтать. — Зачем же ты в таком случае говоришь, что тебе хочется есть?

— Как — зачем? — удивился мальчик. — Да потому, что я правда есть хочу.

— Ну, а с какой стати ты сообщаешь это мне? — поинтересовался мужчина. — Пойди и скажи об этом своему отцу.

— А где я его возьму, отца-то? — сердито буркнул Перчинка.

Мужчина с трудом повернул голову, сливавшуюся с невероятно жирной шеей, и взглянул на мальчика.

— Эй, малец! — весело сказал он. — Да ты, я вижу, врунишка. Уж не думаешь ли ты, что можешь перехитрить меня? Я, брат, столько перевидал на своем веку, что ой-ёй-ёй!

Однако все это толстяк произнес таким дружеским то ном, что Перчинка решил не уходить и уселся на землю рядом с его креслом.

— Что же, значит, вы даже воды мне не дадите? — спросил он.

Вместо ответа толстяк повернул голову к двери своей хибарки и крикнул:

— Катари!

На пороге появилась уже знакомая Перчинке женщина. Однако теперь он мог рассмотреть ее как следует. Женщина была худа как щепка, с истощенным болезненным лицом, которое казалось еще более худым рядом с заплывшей жиром физиономией мужа.

— Принеси стакан воды! — приказал толстяк. Женщина пожала плечами и повернулась, чтобы уйти. Но муж снова остановил ее.

— Катари! — свирепо взвизгнул он. — Куда ты летишь как угорелая? Стой и слушай. У нас должны остаться вчерашние макароны. Так вот, разложи их на две тарелки, одну мне, другую моему другу, — улыбаясь и подмигивая в сторону Перчинки, добавил он.

— Еще что! — уперев руки в бока, закричала женщина. — Теперь мы должны кормить всяких бродяжек!

Глаза толстяка загорелись бешенством.

— Молчать, дура! — завизжал он. — Пошла! Ну! Кому говорю!

Женщина молча скрылась за дверью. Через некоторое время она появилась снова, неся две тарелки и кружку с водой.

— Работой лучше бы какой занялся! — окинув мальчика недобрым взглядом, буркнула она.

— Ой, что вы, синьора! — с неподдельной искренностью воскликнул Перчинка. — Кто же мне ее даст, работу?

Он все еще сидел на земле у ног своего толстого защитника, который, казалось, был очень доволен новым знакомством.

— Я тебе дам, — неожиданно сказал толстяк. — Хочешь работать?

Перчинка ответил не сразу.

— А что нужно делать? — предусмотрительно спросил он.

Мужчина весело расхохотался.

— По-моему, тебе больше всего по душе бродяжничать, — заметил он. — Ну ладно. Ты вроде паренек бойкий, — продолжал толстяк, с трудом наклоняясь к мальчику, насколько это позволяло ему его необъятное брюхо. — А я вот, как видишь, с места двинуться не могу, — добавил он. — Совсем развалина…

— Едите слишком много, хозяин, — спокойно возразил Перчинка.

Толстяк не обиделся.

— На все воля божья, — со вздохом сказал он. — Раньше, правда, был такой грех. А вот как война началась, так уж совсем не то.

— Да, как война началась — не то!.. — сокрушенно покачав головой, повторил Перчинка, исподтишка лукаво взглянув на толстяка.

— А ты не передразнивай! — краснея от злости, крикнул тот. — Не то я тебе таких оплеух надаю!

— Так о какой работе вы говорили, хозяин? — невозмутимо осведомился Перчинка самым вежливым тоном.

Однако толстяк еще не успокоился и сидел красный как рак.

— Не хватало еще, чтобы каждый щенок насмехался над самим доном Дженнаро с Рынка! — сердито пищал он. — Люди поважнее тебя, взрослые, и то не смеют…

— Что я должен делать, хозяин? — снова спросил Перчинка.

Смиренный тон мальчика смягчил наконец гнев дона Дженнаро. Снова безуспешно попытавшись наклониться к мальчику, он уже совсем другим тоном сказал:

— Видишь ли, это тонкая штука. Сумел бы ты разносить пакеты по адресам?

— А что за пакеты? — поинтересовался мальчик.

— Это не твоего ума дело, — ответил толстяк. — Пакеты, и всё тут.

— А если меня сцапают? — спросил Перчинка.

— Да что они тебе могут сделать? — возразил дон Дженнаро. — Ты кто? Мальчишка! Что с тебя взять? Ну скажешь, что нашел, и делу конец.

— А тяжелые они, эти пакеты?