Перебежчик

– Вот видите, чем он у вас занимается в рабочее время, – прошамкала она с мстительным злорадством. – Свиданку здесь устроили! Скоро публичный дом откроют!

– В чем дело? – спросил я, несколько растерявшись.

Генрих Афанасьевич сначала посмотрел мне в глаза, потом перевел свой взгляд на порозовевшую Наташу. На мгновение он замер – подобные девушки в его конторе еще не бывали. И в силу этого чрезвычайного обстоятельства, будучи ценителем и знатоком прекрасного, Генрих Афанасьевич нашел мое поведение извинительным. Он повернулся к недовольной клиентке.

– Я сам вас приму, уважаемая, – сказал он. – И не надо так возмущаться. Вы мешаете другим.

И царственно, несмотря на свой мизерный рост, пошел прочь, забыв задернуть за собой штору. Я поспешно сделал это за него, поскольку заметил взгляды коллег, устремленные на мою первую на сегодня клиентку.

– Вернемся к нашим подонкам, – сказала Наташа. – Думаешь, эти девочки могут что-то вспомнить?

– Я, например, не представляю, как разговаривать с детьми, которых изнасиловали, – развел я руками. – Со взрослыми другое дело.

– И когда доложить? – спросила она, уже вполне по-деловому.

– Сегодня вечером, – сказал я, пристально глядя ей в глаза. Потом достал свой сотовый, чтобы похвастаться. – Кстати, можешь мне теперь звонить по этому номеру.

– А Катя тоже может тебе звонить по этому номеру? – наконец спросила она то, что с самого начала вертелось у нее на языке.

– Еще нет, – сказал я. – Не представился случай сказать ей. А что, кстати, сказал твой Рембо?

– Что обломает тебе рога, – прыснула она в кулачок, глядя на мою физиономию, должно быть очень глупую в этот момент.

– У меня их еще никогда не было! – возмутился я. – И не будет. Это ему есть что обломать, так и передай.

– А почему ты кричишь? – вдруг спросила она.

– Это я кричу?

Мы с минуту напряженно смотрели друг на друга.

– Ты мешаешь мне работать, – сказал я наконец. – Там уже выстроилась очередь. Милые тешатся или бранятся, но только не в рабочее время. Адреса и телефоны у тебя в руках, фотороботы тоже. Выполняй, вечером лично мне доложишь. В устном виде, никаких телефонов! И больше никаких квитанций об уплате за юридические услуги. Только мне на ушко, чтобы никто не услышал. У вас все?

– Зануда, – она грациозно поднялась из-за стола. Я даже зажмурился. И снова чуть было не воспылал. Даже схватил ее за руку, чтобы удержать. Но она этот страстный мой порыв обратила в дружеское рукопожатие. И вовремя, поскольку к нам опять заглянула пожилая женщина.

– К вам можно? – спросила она. – Вы уже освободились?

– Да, конечно, – опередила меня Наташа.

И выскользнула из кабинки, успев показать мне язык.

– Садитесь… У вас что? – спросил я, рассеянно пробежав глазами по ее квитанции. День только начался, а Наташа меня уже утомила. Это что ж дальше-то будет?

– Простите, ваше имя-отчество? – спросил я.

– Антонина Игнатьевна, я уже вам говорила, – обиженно сказала она. – Так вот, мой сын только что из армии пришел, а сноха с ним развелась и требует, чтобы мы ее отделили с ребенком…

В обеденный перерыв я заглянул к Вадиму. Он вскочил, едва я вошел, выглянул за дверь, потом плотно ее прикрыл, прежде чем начать свое повествование.

– Мне кажется, Юра, мы с тобой лишь пешки в чужой игре, – начал он издалека.

– Ничего себе открытие, – фыркнул я. – Я это сразу понял. А ты из этого делаешь жуткий секрет? Бывает, что пешки проходят в ферзи. Не часто, одна из восьми, но бывает.

– Нас с тобой хотят использовать, как жевательную резинку, – продолжал он нагонять страху.

– Чтобы потом выплюнуть, – пожал я плечами. – Ну и что? А ты чего ожидал?

– Старичок, я как адвокат всегда понимал одно: надо помочь человеку, попавшему под молот закона, особенно если этот человек пострадал невинно. И все! А тут – совершенно для меня новая и абсолютно проигрышная ситуация. Если мы добьемся оправдания этого мальчика, который, похоже, не виноват, могут пострадать люди, не имеющие к этому никакого отношения и тоже безвинные. Если нам это не удастся, опять же пострадают, но уже другие. И тоже невинные, и даже не подозревающие, что делается от их имени, что творится за их спинами.

– Короче, – перебил я. – Ты теперь знаешь, что творится?

– Если короче, то схватились две могущественные финансово-промышленные группировки, два спрута. За очередной передел собственности. На кону миллиарды долларов. Может, десятки, может, сотни. И затянули в эту схватку всех нас. Кто они, могу только догадываться и предполагать. Знать не знаю, да и, если честно, знать не желаю.

– Все куда сложнее, – сказал я. – Знаешь ты много, да не все. Бах лишь одно из действующих лиц, одна из фигур, скажем, конь или слон, но далеко не ферзь, понимаешь? Лекарский и того меньше – пешка, которой в любой момент могут пожертвовать. Не говоря уже о нас с тобой. Это все очень серьезно, старичок. И в ферзи нам лучше не соваться. Это тебе понятно?