В мыслесети и в сознании Дракона, временно связанных в единое виртуальное пространство, воцарился полнейший хаос. Миллионы голосов завопили во всю мощь от ужаса и боли, а в ответ им загрохотало нечто оглушительное, но непонятное. То ли рычание раненого зверя, то ли безумный хохот, то ли отчаянный вопль существа, низвергающегося в бездну. Или все вместе. В общем, какофония получилась еще та.
Но Филипп не заблокировал доступ в мыслесеть. Он стоически выдержал натиск ударной волны и начал делать то, что от него сейчас требовалось. Начал выводить из опасной зоны людей-индиго. Начал вылавливать мысленные оболочки контуженных взрывом, перепуганных и потому заплутавших в тумане перехода между мыслесетью и разумом Дракона людей и переводить их «на правильную сторону дороги».
Сколько времени и сил ушло на эту процедуру, Филипп не знал и знать не хотел. Ему требовалось вернуть всех и не человеком меньше. В чужом виртуальном мире Грин намеревался оставить Дракона и его марионеток. А всех, кто принадлежал миру людей, или, выражаясь более корректно, — кто составлял мыслесеть индиго, Фил собирался вернуть домой.
Так и получилось. С одной только поправкой. Теану из туманного перехода Грин не вывел. Он искал ее по ту сторону перехода, пытался найти в тумане, но так и не нашел. Некоторое время после того, как закрылся переход, Грин оставался на месте, надеясь, что Теана каким-то чудом выберется из ловушки, но вскоре туман рассеялся, и Филипп понял, что все кончено. Теана осталась в мире Дракона. Если вообще выжила.
Грин ожидал такого результата, но все-таки надеялся на лучшее, а потому сильно расстроился. Теана вошла в жизнь Грина и его товарищей всего на сутки, но успела стать значимой частью их молодого общества, поскольку принесла немало пользы и… Если честно, просто всем понравилась. Чужая, вроде бы, а стала роднее некоторых своих. И эта эмоциональная сторона вопроса делала потерю Теаны еще более ощутимой.
«Что и требовалось доказать, — без энтузиазма ответил Грин. — Скатертью дорожка. Черт возьми, как же я вымотался…»
Радостные вести, сообщенные голосом, подействовали на Филиппа не как заряд бодрости, который ему влепили в мягкое место и от которого теперь хочется прыгать выше потолка, а как наркоз. Грин почувствовал неимоверную усталость, а из всей гаммы эмоций у него осталось лишь чувство морального удовлетворения. Да и оно вскоре куда-то улетучилось, оставив в душе абсолютную пустоту. Грину теперь хотелось только одного: рухнуть на пол и уснуть. Провалиться к чертовой матери в иллюзорный мир сновидений и тихо умереть во сне. Единственное, что удерживало Грина в реальности, так это…
«Вика! — вдруг взорвалось в глубине сознания. — Купола отключены, значит, Вика свободна! Если жива…»
Грин в который раз совершил над собой акт насилия, пограничного с садизмом, и заставил себя взбодриться.
Вновь вернувшись в реальность, он поднял усталый взгляд на Учителя, перевел его на Бориса, а затем на провокатора, которого, пока Грин трудился в мысленном пространстве, Учитель, Боря и еще двое непонятно откуда взявшихся бойцов основательно помяли и заковали в наручники.
— Танк и Рыжий, если не ошибаюсь, — севшим голосом произнес Грин, останавливая взгляд на подоспевших охотниках. — Вы откуда взялись?
— Привет, Грин. Нас чумовые пацаны собой прикрыли, — ответил Рыжий. — Вот у нас и получилось от змеевиков оторваться. Когда они на карниз полезли Арианну спасать, мы на этаж через другое окно пробрались и зашхерились. А потом сюда рванули.
— По лестницам долго пришлось подниматься, думали, не успеем. А ты ничего, молоток, сам все решил, — сказал Танк. — Зла на нас не держишь?
— Нет, мужики, какое зло, если вас вот эта тварь, как и меня, просто подставила, — Грин обернулся к провокатору. — Один вопрос, Гюрза…
— Зачем я это сделал? — провокатор усмехнулся. — Зачем предал человечество?
— Это вы на допросе расскажете, гражданин Рабинович, своим бывшим коллегам из особого отдела, — Грин поморщился. — А мне скажи, что с Викой?
— Она в порядке, — провокатор уставился куда-то в сторону. — Если договоримся, я выведу ее из купола.
— Вот ведь хмырь, — усмехнулся Учитель. — Еще и торгуется! Настоящий провокатор, до мозга костей. А мы чуть Деда не грохнули.