- Так вот в чем твои моральные побуждения? - Старбак попытался вновь получить преимущество в споре. - Ты думаешь, что выиграв эту войну, Север осчастливит рабов? Думаешь, что с ними будут лучше обращаться, чем с бедняками на северных фабриках? Ты бывал в Массачусетсе, Адам, видел фабрики в Лоуэлле. Это твой новый Иерусалим?
Адам устало покачал головой.
- Америка спорила на эту тему тысячу раз, Нат, а потом у нас были выборы, и мы решили спор в ящиках для голосования, и именно Юг не принял этого решения, - он вытянул руки, словно желая показать, что не хочет больше выслушивать этот старый и бесцельный спор. - Дело моей жизни - это поступать правильно, вот и всё.
- И обманывать отца? - спросил Старбак. - Ты помнишь прошлое лето? В округе Фалконер? Ты спросил меня, как я могу бояться собственного отца и не бояться сражения. Так почему же ты не расскажешь отцу о том, во что веришь?
- Потому что это разобьет ему сердце, - просто признался Адам. Он замолчал, вглядываясь на север, где в зелени пейзажа поблескивала излучина реки Чикахомини.
- Понимаешь, я думал, что смогу оседлать обеих лошадей, смогу служить и своей стране, и штату, и что если война закончится быстро, отец никогда не узнает, что я предал одну из сторон ради другой, - он сделал паузу. - И это по-прежнему возможно. Макклелану нужно просто посильнее надавить.
- Макклелан не может надавить. Он просто напыщенный индюк. Может только надуваться от гордости, но в драку не полезет. А кроме того, он считает, что у нас численное преимущество. Я сам был тому свидетелем.
Адам моргнул, услышав тон Старбака, но долго не отвечал, а потом вздохнул.
- Джеймс меня выдал?
- Никто тебя не выдавал. Я сам всё понял.
- Умница Нат, - печально произнес Адам. - Голова набекрень, но умница.
- Как поступит твой отец, узнав, что ты предал дело Юга? - поинтересовался Старбак.
Адам взглянул на него.
- Ты собираешься ему рассказать? Ты уже почти это сделал и теперь скажешь всё остальное, да?
Старбак покачал головой.
- Что я собираюсь сделать, так это спуститься к тем палаткам, найти Дятла Бёрда и сказать ему, что я вернулся, чтобы служить капитаном одиннадцатой роты. Вот и всё, что я собираюсь сделать, если только кто-нибудь снова не выпихнет меня из Легиона, а в таком случае я отправлюсь в Ричмонд и найду малоприятного, но умного старика и предоставлю ему заниматься всем этим.
Адам нахмурился в ответ на эту угрозу.
- Почему? - спросил он после паузы.
- Потому что это то, что у меня хорошо получается. Я понял, что хочу быть военным.
- В бригаде моего отца? Он тебя ненавидит! Почему бы тебе не вступить в другой полк?
Старбак пару секунд молчал. По правде говоря, он не обладал никакими рычагами, чтобы вступить в какой-нибудь другой полк, по крайней мере, не капитаном, потому что его клочок бумаги был пригоден только в качестве оружия против семьи Фалконеров.
Но была еще и другая, более глубокая правда. Старбак начал понимать, что войну нельзя вести, не вкладывая душу. Человек не может убивать походя, как христианин, заигрывающий с грехом.
Война дролжна быть всепоглощающей, прославляющей и пьянящей, и лишь немногие могут пережить этот процесс, но эти немногие войдут в историю героями. Вашингтон Фалконер был не из таких.
Он наслаждался соблазнами высокого воинского поста, но не имел вкуса к войне, а Старбак внезапно очень четко понял, что если он выживет под пулями и снарядами, то сможет однажды повести на сражение эту не слишком наполненную энтузиазмом бригаду. Тогда она станет бригадой Старбака, и да поможет Бог врагу, когда настанет этот день.
- Потому что нельзя сбегать от врагов, - наконец-то ответил он на вопрос друга.
Адам с жалостью покачал головой.
- Нат Старбак, - с горечью произнес он, - влюблен в войну и военное дело. Это потому что ты потерпел провал во всём остальном?
- Здесь мое место, - Старбак проигнорировал язвительный вопрос Адама.
- Но не твое. Так что тебе нужно переубедить отца, Адам, чтобы позволил мне остаться капитаном одиннадцатой роты Легиона. Как ты это сделаешь - дело твое. Тебе нет нужды рассказывать ему правду.
- А что еще я могу ему сказать? - в отчаянии спросил Адам. - Ты уже сделал достаточно намеков.
- У тебя с твоим отцом есть выбор, - отозвался Старбак, - оставить всё это в тайне или вытащить на свет Божий. Мне кажется, я знаю, что предпочтет твой отец, - он помедлил, а потом приукрасил свой блеф еще одной ложью.
- А я напишу тому старику в Ричмонд, что шпион мертв, скажу, что он был убит во вчерашнем сражении. К тому же, ты ведь закончил свою карьеру шпиона, разве нет?
Адам услышал сарказм и вздрогнул, а потом пристально посмотрел на Старбака.
- У меня есть и другой вариант, помни об этом.
- Да?
Адам расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Это был дорогой револьвер Уитни с пластинами из слоновой кости на рукоятке и гравировкой на барабане. Он вынул маленький капсюль и вставил его в одну из заряженных ячеек.
- Бога ради, только не застрелись! - встревожился Старбак.
Адам повернул барабан, чтобы заряженная ячейка оказалась готовой к выстрелу.