Перебиты, поломаны крылья

Сложность ситуации заключалась в том, что вчера вечером Сандро жестоко избил Илью. Тяжелое сотрясение мозга, перелом носовой перегородки, выбиты зубы, грудная клетка в гипсе, мочится кровью. Он сейчас в санчасти, уже оклемался, но состояние – мертвому легче позавидовать, чем ему. И Вадик тоже в санчасти, с переломом руки, но для того больничный режим в радость.

– Мне же отвечать, не тебе.

– И мне тоже.

– Перед родственницей, да?

– Тебе не все равно? – раздраженно махнул рукой Андрей.

И перед Нилой ему отвечать, и Вика будет в претензии. Одно хорошо – повод встретиться с ней будет и поговорить. Тоскливо без нее, заноза в сердце ноет.

– Да ладно тебе, не злись… И вообще, не надо на меня так смотреть. Я ж тебе пошел навстречу с этим гаишником, а мне за него могли голову оторвать – он же мент, по нему особая камера плачет. Переводить его буду…

– С ним-то как? – без особого интереса спросил Андрей.

– Да как, покуражились, под шконку загнали, на том и успокоились. А потом Сандро, будь он неладен…

– Да, накуролесили мы с тобой, Саша.

– Ничего, бывает и хуже.

– Что с этими грузинами решать будешь?

– Да что, пусть в двести четвертой остаются. Тенгиз уже не поднимется, а Сандро пусть кирует. Поговорю с ним, если не успокоится, в карцере сгною. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.

За Лыпаревым числилось немало недостатков – как в работе, так и по моральным качествам. Но все же коэффициент его полезного действия был выше нуля, да и надежный он человек. Поэтому Андрей, уходя, дружески похлопал его по плечу. Им сейчас обоим нужна была поддержка. В сущности, ситуация привычная. Хоть в лепешку расшибись, но без чрезвычайных происшествий в тюрьме не обойтись, более того, здесь они, как черствый хлеб на завтрак. Сегодня одно, завтра другое, и хорошо, если без летального исхода или, что еще хуже, бегства из-под стражи…

Только Андрей вошел в свой кабинет, только полез в тумбочку за коньяком для успокоения нервов, как в дверь постучались. И снова мрак постылого тюремного царства разбавил благоухающий луч счета – это в кабинет вошла Вика.

– У меня плохая новость, – угрюмо усмехнулся он.

– Я знаю, – недовольно глянула на него Вика. – Теплицын в санчасти.

– Да, и вряд ли он сможет давать показания в ближайшее время.

– Почему так случилось?

– А потому что ты упросила Каракулева избавить Илью от моей опеки, и он это сделал – вывел его из моего ведома вместе со всей камерой. Я потерял над камерой контроль, в итоге Теплицын оказался на больничной койке.

– Я, значит, виновата.

– Вовсе нет. Виноват я, но не совсем… Ты пришла сюда виновных искать?

– Нет, но…

– Ты пришла повидаться со мной? – Андрей подошел к Вике, движением руки показал, что собирается обнять его за талию, но даже не прикоснулся к ней. – Ты соскучилась?

– Мы же договорились – никаких личных отношений…

Она отступила на шаг в сторону, чувствовалось, что далось ей это не очень легко.

– А может, все-таки соскучилась?

Со стороны могло показаться, будто Андрей заигрывает с ней с хитрым умыслом – оконфузить, сбить с толку, угадывалась в его улыбке какая-то хитринка. Но ему в действительности очень хотелось обнять ее, прижать к себе, познать вкус ее губ.

– Мне кажется, я зря пришла.

Вика и сама тянулась к нему, но все же принудила себя выйти из кабинета. А на прощание негромко хлопнула дверью.

Андрей опустился в кресло, облокотился на стол, пальцами сжал виски. Веселое начало дня – Илья и Вадик в больнице, Вика недовольна… Осталось еще Парасюку жалобу накатать…

Он решил, что надо бы встретиться с Парасюком, постращать его немного – для успокоения собственного духа, а затем отправить в спецкамеру для бывших сотрудников. Только он подумал, как в дверь постучались.

Не дожидаясь разрешения, в кабинет вошел майор Конюхин, старший по корпусу, где находилась двести четвертая камера. Для начала он поинтересовался, почему заключенный Парасюк содержится с обычными уголовниками. В ответ он получил неполный, но объемный перечень недостатков по несению службы на вверенном ему объекте, что враз успокоило его и настроило на любезный лад. Заискивающим тоном он сообщил, что Парасюк из кожи вон лезет – просится на прием к капитану Сизову.

– Маленькая вендетта, – пояснил Андрей. – Я из-за него на ремонт машины попал…

Майор Конюхин понимающе улыбнулся. У него у самого был автомобиль, и ему не раз приходилось общаться с гаишниками.

– А если просится, пусть приведут. Только ты ему ничего не обещай. Пусть думает, что жизнь не удалась…

Спустя время в сопровождении конвойного в кабинет вошел Парасюк. Жалкий, ничтожный – совершенно ничего общего с тем самодовольным болваном, который признал пострадавшего Андрея виновным.

– Товарищ капитан, я хочу с вами поговорить, – пряча глаза, затараторил бывший гаишник. – Я полностью осознаю свою вину, признаю ее и прошу прощения…

Андрей ничего не сказал. Взял со стола его личное дело и углубился в его изучение. Затем сказал, торжествующе улыбнувшись:

– Замечательно. Вы признаетесь в вымогательстве четырех тысяч рублей…

Именно в этом и обвинялся подследственный Богдан Николаевич Парасюк.