Перед бурей

{293} "Я ведь, В. М., собственно говоря, не эсер, а народовол", - заявил он как-то раз и принялся обращать многих боевиков в "народовольчество", которое в изменившейся и усложнившейся обстановке было, как программа, уже не живым, а историческим словом. Попытка объясниться показала, что Савинков просто скептик по отношению ко всем партийным теориям, скептик не по какому-нибудь более глубокому подходу, а по недосугу вдуматься и неимению для этого серьезной подготовки; народовольчество же, именно по изжитости программно-теоретического содержания, оставалось лишь как казовая сторона, которая его и привлекала. Но длилось это недолго.

"Я, В. М., ведь в сущности анарх", - с каким-то смешком заявил Савинков после поездки в Лондон и нескольких разговоров с П. А. Кропоткиным. Если бы Савинков всерьез мог сделаться анархистом, он, конечно, выбрал бы не коммунистический анархизм Кропоткина, а какую-нибудь разновидность анархо-индивидуализма.

Эстетство и духовный аристократизм потом бросили Савинкова на время в сторону "христиан третьего завета", Мережковского и Зинаиды Гиппиус, тогда почему-то вообразивших, что они должны создать какое-то "религиозное народничество" и сделать религию душой революции.

Савинков внес в террористическую среду новый тон, которого раньше, в демократические времена Гершуни, не было и в помине.

Это была своеобразная выправка и психология военно-террористического цеха, свысока относящегося к другим видам работы, как менее героическим. Не все боевики, в атмосфере вечной нервной напряженности и опасности для жизни, умели сохранить идейное достоинство и моральное равновесие, чтобы совсем не поддаться этому новому "душку", каждое проявление которого вызывало трения с "комитетскими" работниками, причиняло нам много и мелких неприятностей и серьезного горя.

После опубликования Савинковым, под псевдонимом В. Ропшин, "Коня Бледного", впервые раздались с разных сторон даже требования об его исключении из партии: морально-политическая сущность этого произведения одними воспринималась, как оплевывание террористов и партии, другими - как претензии на сверхчеловечество и проповедь аморализма.

{294} Савинков резко высмеивал все эти нападки, основанные на незаконном смешении героя рассказа, Жоржа, с автором, а остальных персонажей - с разными его товарищами по боевой работе. Мне казалось ясным, что если Савинков и вложил что-то "свое" в Жоржа, то иное "свое" он вложил в антиподов Жоржа; я знал, что Савинков, хотя и путано, и слабо, но всё же частично отразил в диалогах "Коня Бледного" кое-какие из глубочайших переживаний таких людей, как Каляев и Сазонов.

Я знал, что из своего каторжного захолустья Сазонов требовал, чтобы его тоже исключили из партии, если будут исключать Савинкова. Общее несчастье открытие провокации Азефа - сняло с очереди вопрос о "Коне Бледном": вокруг Савинкова сплотилось несколько человек, задавшихся целью новыми атаками "очистить террор от пятна", наложенного участием "великого провокатора"; но слишком ли были неблагоприятны внешние обстоятельства, вмешался ли случай, или Савинков оказался несостоятельным, как "единый глава" новой террористической организации, только из нее ровно ничего не вышло.

Савинков вернулся к литературе и в "То, чего не было" пробовал продолжить и углубить постановку морально-революционной проблемы, начатой в "Коне Бледном" - без всякого успеха. Высокомерно-пренебрежительное отношение к людям, иссушавшее его душу, могло дать только карикатуриста, а не художника революции. Верные своему догмату свободы мысли и критики, мы предоставили Савинкову право высказаться на страницах "Заветов": но не мало крупных партийных деятелей осталось "при особом мнении", готовые уже тогда отнестись к Савинкову, как к "отрезанному ломтю". В последнем отношении, пожалуй, они проявили больше проницательности по отношению к будущему, тогда как мы больше терпимости и уважения к формальным правам всякого несогласно мыслящего члена партии.

{295}

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Наши взаимоотношения с Польской Социалистической Партией (ППС). - Доклад Пилсудского в Париже накануне 1-ой мировой войны. - Разрыв ППС с ПСР. - Война. - Раскол в социалистических рядах. - Социал-патриоты, интернационалисты и пораженцы. - Циммервальдская конференция.

Канун первой мировой войны для нас был ознаменован внезапным острым расхождением с польскими социалистами в лице известной Партии Польских Социалистов.