Перед бурей

– Все это – люди, служащие Свету, – напомнил неупокоенный жрец, с легкой улыбкой склонив голову набок. – Как и ты сам. Ты очень похож на брата Калии в те времена, когда он был молод и следовал по пути Света. У тебя – истинный дар правителя, мой юный друг. Люди пойдут за тобой туда, куда бы ты ни повел их.

Андуин понимал, что сравнение с Артасом должно означать комплимент. Такое он слышал и раньше, но крепче всего запомнил слова, сказанные Гаррошем Адским Криком.

Во время суда бывший вождь Орды попросил Андуина навестить его, заточенного в подземелье Храма Белого Тигра. Там-то и зашла речь об Артасе – человеке, превратившемся в Короля-лича.

– Некогда был на свете такой же златоволосый, всеми любимый человеческий принц, – сказал Гаррош. – Он был паладином, однако ж отвернулся от Света.

Учитывая их явное внешнее сходство, это сравнение было отнюдь не неожиданным… но все-таки неприятным. Андуин перевел взгляд на Калию. Та кивнула и ностальгически улыбнулась. Возле уголков ее губ резко обозначились преждевременные морщины. А ведь при мысли об Артасе не могла улыбаться даже Джайна. Да и никто другой, кроме нескольких человек на весь свет, еще помнивших Артаса Менетила невинным ребенком…

– Благодарю вас, – сказал Андуин Фаолу. – Но, думаю, не стоит мне впредь лезть с указаниями, пока не попросят. Я уважаю Конклав и его предводителей.

Фаол пожал плечами. Крохотный клочок иссохшей кожи отделился от его щеки и медленно закружился в воздухе. Отталкивающее зрелище, но… неожиданно для себя Андуин обнаружил, что с тем же спокойствием воспринял бы перышко, упавшее со шляпы. Мало-помалу он привыкал видеть не тело, но личность.

«Все мы в каком-то смысле пленники своей оболочки, – подумал он. – Просто их оболочки скреплены по-другому».

– Здесь прислушиваются к каждому голосу, – возразил жрец. – Даже самый юный из послушников может сказать что-либо полезное. Твоему голосу, голосу короля Андуина Ринна, мы тоже рады. Как и твоему присутствию.

– Мне бы хотелось вернуться сюда поскорее, – сказал Андуин. – Я вижу здесь много поучительного.

«И много такого, что требует изучения». Этого он вслух говорить не стал. В голове начал складываться план – дерзкий, революционный и совершенно неожиданный. Об этом нужно будет поговорить с Шоу…

Фаол засмеялся – хрипло, резко, однако отторжения его смех не вызывал.

– Признать, что чего-то не знаешь – не это ли начало мудрости? Конечно. В любое время… жрец.

С этими словами он склонил голову. Андуин оглянулся на Мойру с Веленом.

– Я должен поскорее вернуться в Штормград и приготовиться к путешествию. Дело приобретает особую спешность. – Он подал Мойре образчик азерита. – Передай, пожалуйста, Меггакруту. И скажи: я очень сожалею, что не могу вручить его лично.

– Сделаю, – ответила Мойра. – И, конечно, сообщу обо всем, что он сумеет узнать. У отца тоже предложения наверняка найдутся.

– Не сомневаюсь, – сказал Андуин.

Важность предстоящего дела вновь легла тяжким грузом на душу и разум, вытеснив без остатка и навеваемый стенами храма покой, и все вопросы, порожденные встречей с Калией… и Алонсием Фаолом.

Глава десятая Даларан

В непоседливом настроении Калесгос, бывший Аспект синих драконов и действующий член возглавляющего Кирин-Тор Совета Шести, любил бродить по улицам города, ставшего ему вторым домом. В дневные часы он ответственно и усердно работал в Совете, занимался насущными делами и проблемами, помогая в решении трудных вопросов или подсказывая древние методы, неизвестные другим советникам, однако по вечерам целиком принадлежал сам себе.

Облик представителей младших рас драконы принимали нередко. Алекстраза Хранительница Жизни обращалась в высшего эльфа. Хронорму, одна из самых значительных бронзовых драконов, охраняющих время, предпочитала обличье гномки по имени Хроми. Калесгос давным-давно выбрал для себя лицо и тело получеловека-полуэльфа. Отчего? Этого он и сам не знал. Уж точно не ради незаметности: полуэльфы вокруг толпами не разгуливали.

Наверное, этот облик привлекал его, потому что символизировал сплав двух миров. Потому, что он, называвший себя Кейлек, тоже чувствовал себя смешением двух миров – драконьего и человечьего.

Кейлек всегда симпатизировал молодым расам и защищал их. Люди ему нравились, как и великому красному дракону Кориалстразу, пожертвовавшему жизнью ради спасения других. Но, в отличие от Кориалстраза, до последнего вздоха хранившего верность только своей возлюбленной Алекстразе, Кейлек любил людей.

Двоих людей. Вернее, двух сильных, добрых и храбрых женщин. Любил… и потерял обеих. Сперва Анвину Тиг, в конце концов осознавшую, что она вовсе не человек, и пожертвовавшую собой, чтоб помешать чудовищному, невероятно могущественному демону проникнуть в Азерот. Потом леди Джайну Праудмур – ведь она тоже ушла, погрузилась в темную бездну боли и ненависти так глубоко, что эта бездна вот-вот поглотит ее навсегда…