Перед бурей (СИ)

— Вот бы ещё нам так же оказаться, — мечтательно сказала Луиса и поторопилась за Алеком. Но Джо перехватил.

— Подожди. Сам.

Девушка недоумённо нахмурилась, кивнула, поняв. В самом деле, сейчас Алеку лучше говорить с сердцеведом.

Я калека.

Да, Луиса тоже говорила, что зрение наверняка вернётся. Спасибо вам, конечно.

Но я не про то. Подумаешь, останусь слепым, тоже мне, беда…

Я нравственный калека. Единственное, что я умею толком — это ненавидеть. Остальное мне недоступно. Возможно, после экзорцизма я разучился чувствовать, как и плакать. Возможно, я всегда был таким.

Ты знаешь, что такое "режим два"? Это нейронный шок, вызывающий боль. Странные слова, такие шумные, дурацкие и пустые. Я не знаю, что скрывается за ними. Нет, я не брежу, друг мой. Парализатор, какое-то странное оружие, оно может создавать боль, может воздействовать так, что нервы оглушает не хуже целительских снадобий. Жаль, эту штуку я сначала сломал, а потом она наверняка потерялась в пожаре. Я бы на неё посмотрел… тьфу ты!..

Че Кома сказал мне, что отца пытали этим самым "режимом два". Знаешь почему? Потому что этот че Кома и, должно быть, его высокиепокровители думали обо мне лучше, чем я заслуживаю.

Они пытали отца, чтобы я это почувствовал — и прибежал к нему на помощь.

Но я не ощутил ничего.

Не говори мне прописные истины. Я знаю, что когда человек вырастает, обзаводится собственной семьёй, он неизбежно отдаляется от родителей. Но кем надо быть, чтобы не чувствовать такое?!.

Я спешил отцу на помощь. Примерный сын, ха!.. Но, не узнай я об его похищении, я просто не обратил бы внимания на какие-то смутные ощущения, тревогу — тем более и обстановка-то была неспокойная.

Теперь лишь волей случая мой отец жив.

Там, на горе… я провалился в свою ненависть. Я видел испуг тех разбойников и разил их огнём, убивал всех и каждого. Если бы ты не явился, я бы и вас убил в ослеплении гнева… подходящее выражение, э?.. теперь мне в наказание слепота физическая за мою душевную слепоту. Судьба?.. не знаю.

Проклятье моему Дару!..

Нет, погоди. Он, этот Дар, мне ещё пригодится. Да. Я обращу ненависть против Стата и против тех… всадников стрекоз, носителей амулетов и парализаторов. Я Дораж!.. Им всем придётся заплатить, за то, что они прикрывались моим именем, за то, что они сделали с Радоном.

Что сказал Кэвин? Да, он и не мог рассказать всё с самого начала. Об остальном не расспрашивали? Не хотели заставлять? Да, он меня спас. И отца. А я его чуть не прибил, беднягу.

Оруженосец? Не знаю, что это взбрело ему в голову, но пускай, если хочет. Может быть зрение ко мне не вернётся, и тогда понадобится кто-то, кто будет носить моё оружие… и заодно водить меня. Может быть, стоит завести медведя, как Майнус?..

Кстати, про Майнуса. Может быть, он опять станет трендеть о традициях и о всякой мистической чепухне, но я выбью из него это эштаново пророчество. Знаю, что наше знание будущего может это самое будущее изменить до неузнаваемости. Но мне надоело ходить слепым… не в этом смысле. Если уж нас пятерых угораздило стать персонажами какой-то истории, то я хочу хотя бы знать её общий сюжет. Да, ты всегда хотел узнать это пророчество, но я был согласен с традицией, и все были согласны с традицией, кто её выдумал, такую дурацкую…

Ладно, это по возвращении. Сейчас надо хотя бы выбраться… зови всех, я хочу им кое-что рассказать. И этого… оруженосца зови тоже.

Алек рассказал всё, что произошло на горе. Кэвин дополнил. О высокихпокровителях он мог сообщить лишь ту малость, что была известна всем разбойникам: существует некая загадочная общность, владеющая могучими и странными возможностями. Её люди летали по воздуху, могли передавать на огромные расстояния голос и знать, что происходит за много поприщ. Их оружие не было похоже ни на какое другое в Ойкумене.

Среди трофеев разыскали голосовой амулет, который Симона сожгла на шее разбойника. Все по очереди повертели в руках закопчённую медяшку, ничего в ней не поняли. Только Симона туманно высказалась — мол, эта вещь внутри больше, чем снаружи.

— То есть?

— Представь себе дикаря, который никогда не видел книгу. Он видит непонятные значки и понимает, что они что-то означают, что эта вещь — не просто сшитые вместе ровные куски кожи. Так и амулет, — девушка покачала его на пальце, — нечто большее, чем нелепое и неудобное металлическое украшение.

— Сравниваешь нас с дикарями? — обиделась Луиса.

— Возможно, для создателей этих штуковин мы и есть дикари.

— Если они такие… цивилизованные, — Джонатам посмаковал слово, — тогда какого мелкого эшта они делают эти металлическую ерунду такой нелепой и неудобной, как раз похожей на дикарские украшения? Это же просто-напросто опасно носить!..

Он кивнул на вещественное подтверждение этих слов.

— Че Кома таскал свой в кармане, — вспомнил Алек. — А вообще-то… люди носят металлические украшения прямо на теле, когда не боятся, что враг этим воспользуется. В мирное время, в своих землях.

— Ты хочешь сказать, что эти амулеты были сначала вроде тех украшений мирного времени?