Перед дальней дорогой. Роман

Лорка понимал, как трудно ему сразу перестроиться, отвлечься от тяжких мыслей, поэтому вёл свой рассказ неторопливо и очень пространно. Соркин довольно быстро «отошёл» - сказывалась многолетняя тренировка - и активно заинтересовался странной судьбой кикианской экспедиции.

- Меня самого удивляла цепочка несчастий с кандидатами, - признался он, - но я считал это случайностью.

- На этот счёт есть и другое мнение, - дипломатично, не останавливаясь на земной версии, Лорка со всех сторон обрисовал космическую. Соркин слушал внимательно, но без особого энтузиазма, отдавая традиционную дань скептицизму в отношении инопланетного вмешательства. Однако он мгновенно насторожился, как только Лорка упомянул о таинственном рибонуклеиде, найденном в вине.

- Я осведомлён о контрольных опытах, но и понятия не имел, откуда взялся этот странный стимулятор. - Соркин задумчиво поглаживал свой квадратный подбородок. - Все рибонуклеиды действуют мягко, я бы даже сказал - деликатно. Они могут обострить память, эмоции, лишить сна или, наоборот, усыпить, но заставить человека галлюцинировать, а тем более кинуться в бушующие волны или овраг - это исключено.

Несмотря на безапелляционность заключения, Соркин ещё не высказался до конца.

- Расскажите-ка мне ещё раз, как вас угораздило нырнуть в овраг.

Он выслушал не перебивая и глубоко задумался.

- Так-так, - пробормотал он и вдруг спросил: - Вы очень любите летать?

Лорка усмехнулся.

- Если бы не любил, кой бы черт понёс меня в космонавты?

Соркин покивал головой, но чувствовалось, что ответ его не удовлетворил. Он поиграл пальцами в воздухе, точно пытаясь поймать нечто невидимое.

- Я не о том. Я имею в виду первозданную жажду птичьего полёта в голубом просторе.

- Понимаю, - вздохнул Лорка. - Какими только способами я не пробовал летать! Прыгал в воду как только мог, прыгал с обрывов на мягкие песчаные склоны. Но, увы, летать, как птица, мне удавалось лишь во сне.

Лорка покосился на Соркина. Тот слушал внимательно, терпеливо.

- Впечатления от этих полётов во сне были у меня пронзительно яркими. Наверно, моим дальним предком, архипрабабушкой, была сильная и ловкая обезьяна, как птица летавшая с дерева на дерево. Иначе откуда все это?

- Вот вам и объяснение, Федор. Рибонуклеид может сыграть роль превосходной смазки, растормаживающей родовую память. Мощная волна наследственных впечатлений на короткий срок может полностью затопить сознание.

- И заставить человека прыгнуть в овраг? - быстро спросил Лорка.

- И в овраг, и в море, и через расщелину, - уверенно ответил Соркин.

- Но почему же, - Лорка размышлял вслух, хмуря брови, - почему же я не начал взбрыкивать сразу после того, как выпил вина?

Соркин пожал плечами.

- Какое-то время нужно для усвоения. Не исключено, что у рибонуклеида длинная экспозиция. Кроме того, соединения типа РНК охотно вступают в реакции. А даже лёгкие трансформации таких соединений могут менять их активность в сотни и тысячи раз. Разумеется, это предположение, и только.

- Разумеется, - согласился Лорка, но сразу вспомнил Эллу. И её рассказ о том, что её укусила не то муха, не то пчела. Впрочем, эту проблему можно было отложить и на потом, чтобы обдумать и рассмотреть её со всех сторон. Была другая, откладывать которую Лорка не хотел.

- Герман Петрович, - сказал он негромко, - вы врач, член комиссии по отбору космонавтов. Вы не можете не знать, что случилось с Тимуром Корсаковым. Что? Почему из его смерти делают тайну?

Соркин великолепно владел собой. В его лице ничего не изменилось, оно как было, так и осталось несколько сумрачным, чётко вылепленным лицом. Но Лорка сейчас, когда он начал разговор о Тиме, был похож на тончайший психологический инструмент. Он сразу понял, что его сомнения имеют под собой какую-то почву.

- Герман Петрович, - он говорил теперь почти умоляюще, - Тимур был мне другом. Самым близким другом.

- Я могу сказать вам только одно, - проговорил Соркин, - не торопитесь с выводами. Подождите.

Лорка повернулся к нему так резко, что шезлонг покачнулся.

- Подождать? Чего?

- Просто подождать. Все разъяснится само собой.

- Вы что-то знаете, - уверенно сказал Лорка.

- Знаю, но это не моя тайна.

- Герман Петрович, я прошу вас!

- Это не моя тайна, - негромко, но твёрдо повторил он.

Шло время, и слышался шум волн.

- Все, что я могу для вас сделать, - вдруг нарушил затянувшееся молчание Соркин, - это дать один совет. Вы знаете, кто такой Латышев? Профессор Николай Петрович Латышев?

- Геронтолог?

- Тот самый, - с лёгкой улыбкой подтвердил Соркин и, помолчав, раздельно сказал: - Так вот, мой совет - поговорите с ним о Тимуре.

Это было странное утро и странный разговор, полный неожиданных поворотов.

- Поговорите, - настойчиво повторил Соркин в ответ на молчаливое удивление Лорки, - это все, что я могу посоветовать. И поверьте - это много.

ГЛАВА 11