Борьба началась. И уже с самых первых шагов она приняла международный характер. Интернациональное Социалистическое Бюро уже призвало рабочих всех стран решительно выступить в защиту заключенных депутатов.
Столыпинцы считали, что в лице революционной фракции убивают революцию, – и вот теперь призрак думской фракции встает перед ними, как предрекание нового прибоя. Этот призрак не уйдет больше. Они могут запирать двери своей Думы и законопачивать окна, они могут лишать наших депутатов слова и изгонять их, они могут, наконец, разбивать свои лбы о думские пюпитры, – ничто им не поможет. Красный призрак не сойдет более с политического небосклона. Судьба заточенной фракции становится делом сознательного пролетариата, – и вы, рабочие и работницы России, сумеете довести это дело до конца. Раскрывайте несознательным народным массам глаза на преступление царизма. Созывайте митинги. Заявляйте громогласно ваше требование освобождения думской фракции. Пусть из конца в конец страны разносится наш клич:
Свободу нашим депутатам! Свободу пленникам царизма!
Долой кандалы и кандальных дел мастеров!
Долой каторжную романовскую монархию!
«Правда» N 23, 23 (10) декабря 1911 г.
Л. Троцкий. КРОВОЖАДНЫЙ И БЕСЧЕСТНЫЙ
(О Столыпине)
Не Столыпин создал контрреволюцию, а контрреволюция создала Столыпина. Но в свою работу на службе реакции Столыпин сумел внести всю силу наглой самоуверенности наследственного собственника, борющегося за свои священнейшие привилегии, и пьяную ненависть крепостника к народным массам, которые впервые в русской истории сделали серьезную попытку сбросить с своей шеи вековое ярмо.
Пять лет подряд – изо дня в день – он вешал и расстреливал сынов народа, громил, давил, топтал человеческие жизни и плоды великих усилий и неисчислимых самопожертвований – во славу собственности, привилегий и монархии. Он подкупал газетчиков и депутатов, брал на содержание штабы политических партий – октябристов, националистов, правых, – насаждал разврат, продажность, предательство и провокацию – во имя собственности, привилегии и монархии. А когда его собственная охранная «государственность» хватила его обухом по голове, тогда политики имущих и привилегированных окружили его траурным хороводом и воспели хвалу его благородству и доблести.
Для пролетариата Столыпин был и оставался до последнего издыхания своего не только кровожадным, но и бесчестным врагом. Его трусливо-подлый заговор против нашей фракции во второй Думе рисует нравственный облик убитого временщика во всей его отвратительной наготе.
Гибель Столыпина не искупает в глазах народа кровавых ужасов столыпинщины. Слишком велик наш счет. Только разрушение всего государственного вертепа столыпинцев, только всенародное низвержение палаческой монархии может примирить совесть пролетариата с неотомщенными ужасами столыпинской диктатуры.
«Правда» N 22, 29 (16) ноября 1911 г.
Л. Троцкий. «ПОЛИТИКА НЕ ЗАВИСИТ ОТ ЛИЧНОСТИ»
Столыпин поднялся к власти в 1906 году, когда народные массы были еще грозны, но революция, тяжко раненая в декабрьских восстаниях 1905 г., уже шла на убыль.
На смену самочинным революционным организациям выступили две первые Государственные Думы. Кадетская партия, господствовавшая в них благодаря виттевскому избирательному праву, предлагала монархии заключение мира на условиях кадетского министерства и передачи малоземельным крестьянам части дворянских земель – «по справедливой оценке». Но кадеты писали счет без хозяина. Пролетариат и революционные слои крестьянства требовали полной конфискации дворянского землевладения без всякой новой выкупной кабалы. А дворянство и за выкуп не соглашалось отказаться от своих владений. Ибо для него эти владения являются основой всего его сословного могущества, хищничества и засилья, – не только на местах, в имении, но и в земстве и в губернской администрации, а главное, во всем государстве. «Да будет нашим паролем и лозунгом, – писал в эпоху первой Думы один из руководителей Совета объединенного дворянства: – ни пяди нашей земли, ни песчинки наших полей, ни былинки наших лугов, ни хворостинки нашего леса».
Монархия вела с кадетами переговоры, пока считала, что за ними идут народные массы. Но когда Столыпин разглядел, – а глаз у него был зоркий, – что за кадетами нет никакой революционной силы, что революция не доверяет им так же, как и реакция, он пришел к выводу, что соглашение с кадетами немногого стоит для монархии, и, по требованию объединенного дворянства, разогнал обе кадетские Думы.
«Нас звали – горько жаловался в третьей Думе Милюков – в министры тогда, когда считали, что мы опираемся на красную силу… Нас уважали, пока нас считали революционерами. Но когда оказалось, что мы только строго-конституционная партия, тогда надобность в нас прошла».