Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Вернуться к старому чистому самодержавию монархия, однако, уже не могла и не решилась. Слишком сложны стали порожденные капитализмом отношения, слишком многообразны и противоречивы интересы разных классов, – правительство уж не могло, как в доброе старое время, на глазомер решать все вопросы. Сохраняя за собою всю власть, царизм оказался вынужден, однако, выслушивать по каждому вопросу представителей разных классов и групп и прислушиваться к голосам имущих классов. Созданная Столыпиным путем государственного переворота 3 июня 1907 г. третья Государственная Дума не есть «пустая декорация», как думают, напр., социалисты-революционеры, – нет, это необходимый аппарат, при помощи которого монархия нащупывает интересы верхов имущих классов и приспособляется к ним.

Но именно тогда, когда Столыпин, передушив несметное количество народу и разогнав две оппозиционные Думы, привел представителей от 30.000 крупнейших дворян, торговцев и промышленников в третью Государственную Думу, – именно тут-то и начало шаг за шагом вскрываться внутреннее бессилие контрреволюции.

Задачи перед нею стояли те же, какие породили революцию: создание условий экономического развития страны. Революция взглянула на эти задачи под углом зрения интересов рабочих масс. Контрреволюция подошла к тем же задачам во имя интересов капиталистической прибыли. Как поднять внутренний рынок? Как повысить покупательную силу крестьянина?

На этом пути, однако, и шагу нельзя было ступить без глубокой перекройки земельных отношений и перестройки царского бюджета. А между тем и то и другое больно задевало интересы дворянства и бюрократии. «Ни пяди нашей земли», сказало благородное сословие. «Ни гроша из нашего бюджета», сказала бюрократическая каста. И октябристам, ставленникам крупного капитала, пришлось целиком уступить.

В области аграрной реформы третьей Думе не оставалось ничего другого, как поставить свою печать под столыпинским указом 9 ноября 1906 г. Революция требовала передачи дворянских земель крестьянам. Победоносная реакция сделала попытку передать общинные крестьянские земли деревенским кулакам. Но октябристскому капиталу пришлось скоро убедиться, что деревенская буржуазия – новый потребитель – может на основе столыпинской реформы развиться в истощенной и затравленной деревне лишь в течение ряда десятилетий. А прибыль нужна застоявшемуся капиталу сейчас, немедленно.

От надежд на внутренний рынок перешли к поискам внешних. Подгоняемое октябристами и кадетами, столыпинское правительство делало попытку за попыткой отстоять для русского капитала новые области – на Дальнем Востоке (в Китае), на Среднем Востоке (в Персии) и на Ближнем (на Балканском полуострове). Но царская армия из голодных и темных крестьян, из недовольных рабочих, из развращенного, хищного, ненавидимого солдатами офицерства, такая армия ненадежна и бессильна, – царизму пришлось в последние годы позорно отступать перед Японией, перед «дружественной» Англией, перед Австро-Венгрией.

Октябрьский «реформизм» разбился о сопротивление дворянства и бюрократии. Третьедумский империализм потерпел крушение вследствие внутреннего бессилия царской армии. Тогда руководимая Столыпиным контрреволюция свернула на путь национализма.

Лозунг «обновленная Россия» уступил сперва свое место лозунгу «Великая Россия»; а этому последнему пришел на смену лозунг «Россия для русских!».

Замутить внутренние отношения в стране, классовую борьбу отравить и ослабить национальной враждой, запугать разоряющиеся средние классы призраком «жидовского, польского и чухонского засилья» – вот что означает для загнанной в тупик контрреволюции программа национализма.

«Россия для русских!» – не «обновленная Россия» и не «Великая Россия», а обездоленная, нищая, голодающая, отравленная эпидемиями Россия, как она есть, эта Россия для русских, т.-е. для истинно-русских дворян, торговцев и промышленников. Разгром Финляндии, западное земство, отторжение Холмщины, новые ограничения евреев – все эти меры имеют своей задачей углубить национальный антагонизм в среде самих имущих классов, поддержать всеми средствами государства «коренных» собственников за счет «инородческих», центр за счет окраины и таким образом теснее спаять истинно-русский капитал с дворянством и бюрократией.

Националистическая политика означала окончательный отказ третьеиюньских союзников от каких бы то ни было перспектив, от последних надежд на углубление или на расширение рынка, – она означала отдачу наличного национального достояния на поток и разграбление привилегированной части имущих классов. На знамени националистов написано: «После нас хоть потоп!» Это политика банкротов, сознающих свое банкротство. Знаменосец боевого национализма Столыпин был уже политическим трупом, когда охранный террорист Богров положил конец его кровавой карьере.

Столыпина сменил Коковцев. Обывательские надежды на Коковцева уже сменились разочарованием. Все по-старому!