Так как киевская сыскная полиция, повинуясь обстоятельствам дела, искала следов преступления на совсем другом пути, то черносотенная пресса поднимает неистовый крик, что следственные власти подкуплены всемирным еврейским кагалом. Правительство колеблется, не решаясь капитулировать пред явно преступными домогательствами черной банды. Крайняя правая фракция, руководимая тем же Замысловским, через шесть недель после открытия трупа, вносит в Государственную Думу запрос, который требует, чтобы правительство, отказавшись от политики попустительства, разоблачило кроваво-ритуальный заговор еврейства. Становится известным, что во главе погромных ритуалистов и на этот раз стоит Николай II. Власти капитулируют. Судебное следствие начинает передаваться из рук в руки, в поисках человека, способного выполнить поручение. Начальник киевского сыскного отделения Мищук, обнаруживающий неспособность открыть раввинов, извлекавших из Ющинского кровь, сперва отстраняется от следствия, а затем с неожиданной беспощадностью предается суду и осуждается за один из тех подлогов, которыми, вообще говоря, полна карьера русских полицейских агентов, но в котором Мищук в данном случае, по-видимому, совершенно не виноват. Петербургский сыщик Кунцевич, гордость и краса столичной полиции, также вскоре обнаруживает полную свою негодность найти доказательства ритуала и устраняется, как только возникает опасность, что он попадет на действительные следы. По настоянию киевских патриотических организаций дело передается известному на юге сыщику Красовскому, причем ему с самого начала при очень торжественной обстановке преподается наставление не идти по ложным следам предшественников, а сразу поставить следствие на «надлежащий» путь. Каждый шаг Красовского проходит под контролем погромной организации, во главе которой стоит истинно-русский чех Розмитальский, обанкротившийся содержатель кассы ссуд. После целого ряда бесплодных попыток найти улики против еврейских раввинов и резников и еврейских служащих соседнего кирпичного завода, Красовский нападает на след настоящих убийц, – шайки воров, которая – с основанием или без основания – видела в Ющинском предателя. Боясь слететь с места, прежде чем доберется до конца расследования, Красовский отводит своему неофициальному начальству, в лице Розмитальского, глаза уверениями в близком раскрытии мнимого ритуала. В это время жандармские власти, не имевшие к делу никакого отношения, и игнорируя ход расследования Красовского, арестуют приказчика кирпичного завода Бейлиса в порядке положения об усиленной охране, т.-е. в том порядке, в котором в России арестуются политические преступники, против которых даже с жандармской точки зрения нет улик. Арест Бейлиса, как ближайшего к месту нахождения трупа еврея, дает, наконец, ритуалистам всех рангов желанную ось для концентрирования всех необходимых лжесвидетельств и подлогов.
Так как сыскная работа Красовского принимает явно угрожающий ритуальному подлогу характер, то Красовского, как и его предшественников, устраняют от дела и выгоняют со службы, а затем, когда выясняется, что он в целях своей реабилитации продолжает расследование в качестве частного лица, его отдают под суд за преступления, совершенные (или не совершенные) им во время всей его служебной карьеры, в том числе за подлог, совершенный им будто бы десять лет тому назад. Красовского арестуют, но судебная палата его оправдывает. Чтоб чем-нибудь прикрыть все эти скандальные действия, черносотенная печать вопит о систематическом подкупе и развращении еврейским кагалом всех праведников русского сыска. Но руководящая черная банда недовольна медлительностью и нерешительностью действий. В ноябре 1911 года она вносит второй запрос в Думу и получает от министерства юстиции обещание энергичных мер.
Судебного следователя Фененко, руководившего сыском, сменяют, и на его место присылают из Петербурга следователя по особо важным делам Машкевича, который, достаточно умудренный судьбой своих предшественников, не отклонялся уже ни вправо ни влево, а прямо шел к заветной цели. Утвердив следственный рычаг на Бейлисе и механически собрав воедино все сплетни, лжесвидетельства и подлоги по линии ритуала, отвергнутые за негодностью всеми предшествующими расследователями, Машкевич позаботился только о подобающей сервировке дела в виде «научной» экспертизы. После долгих поисков и ряда неудачных попыток он находит для своей цели выжившего из ума психиатра Сикорского и католического патера Пранайтиса, который, в качестве уличенного шантажиста, вынужден был в свое время покинуть профессуру в духовной академии и удалиться для служения богу в центральную Азию.