Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Если наша дума производит какие-нибудь работы: строит новые городские здания, мосты, проводит канализацию, то можно быть заранее уверенным, что работа будет выполнена очень плохо и очень дорого. При сдаче работ, как и при выборах в думу, главную роль играют родство, свойство и кумовство. Подряды сдаются «своим людям» по несообразным ценам. Трещит городская казна. Все дела вершатся согласно двум пословицам: «рука руку моет» и «сухая ложка рот дерет». Взяточничество в городском управлении развито совершенно так же, как и в чиновничьем царстве.

А между тем на кого всей своей тяжестью падают городские сборы? На всю массу городского населения. Налоги, которые дума взыскивает с домовладельцев, переносятся ими целиком на квартирантов посредством повышения квартирной платы; владельцы магазинов, гостиниц и трактиров переносят налоги на покупателей, постояльцев и потребителей. Домовладелец и купец это только передаточная инстанция: действительный плательщик городских налогов это рабочий, приказчик, квартирант, покупатель. Таким образом, наполняет городскую кассу все население, а распоряжается ею и опустошает ее небольшая кучка воротил, которые охулки на руку не кладут. Так из года в год ведется по всей Руси городское хозяйство, и этот порядок называется почему-то городским самоуправлением!

IV

Интересы населения, особенно городской бедноты, находятся в полном забвении; зато дума изо всех сил старается поддержать дружеские отношения с правящими чиновниками. Дума беспрекословно выдает из городской казны на содержание полиции и жандармерии, – точно наши полиция и жандармерия существуют в интересах населения, а не против интересов населения. Дума молчит, когда полиция организует дворников в черносотенную гвардию для избиения учащейся молодежи и сознательных рабочих и интеллигенции. А между тем дворники вовсе не подчинены полиции, они – вольнонаемные служащие у домовладельцев. Московская дума пробовала было в прошлом году протестовать против превращения дворников в боевые полицейские дружины, но затем позорно отступилась, решив, что лучше с властями не ссориться. И действительно, ведь нынешние городские порядки, в том числе и избирательный закон в городскую думу, установлены самовластной бюрократией; вполне понятно, если кучка городских заправил не хочет ссориться с этой бюрократией, которой она по гроб обязана благодарностью. Кто станет отталкивать благодетельствующую руку?

Какие бы преступления ни совершало наше правительство над народом, Петербургская Дума либо молчала, либо поддерживала бюрократию. Она никогда не возвышала своего голоса в защиту прав народа против насильнической политики самодержавия.

Когда началась русско-японская война, все честные граждане видели и понимали, что эта война не нужна народу, что она ведется в интересах небольшой шайки дельцов и чиновников. Каждый месяц войны уносил десятки миллионов, каждое сражение похищало десятки тысяч жизней. В самом аду не могли бы выдумать худшего истязания для нашей несчастной родины, чем война с Японией. Это видели все, кроме тех, кому невыгодно было видеть.

Городская дума считается представительницей интересов городского населения; гласных называют «отцами города». Что же должна была бы сделать дума, если б она действительно стала за интересы населения? Как только война началась, и даже до начала войны, когда уже видно было, что война надвигается, дума должна была заявить правительству, что война не нужна народу, и что правительство не смеет против воли всей страны начинать войну.

Если б все городские думы и все земства сделали бы такое заявление смело и открыто, правительство не решилось бы, да и не в состоянии было бы вести целых два года войну, в которой оно похоронило несколько сот тысяч молодых людей и два миллиарда народных денег и, в конце концов, заключило позорный для себя мир. Если б заграничные банкиры узнали, что весь народ, и в том числе богатые классы, против войны, они не рискнули бы давать правительству взаймы огромные денежные суммы. А без займов война была бы невозможна.

Но думы и земства не осмелились выступить против безумной и преступной манчжурской бойни. Наоборот, одна дума за другой, одно земство за другим выражали свои «патриотические» чувства и поддерживали виновников войны. «Не пощадим ни жизни, ни достояний», писали думские и земские «отцы», прекрасно зная, что никто их жизни не возьмет, что погибать придется русскому солдату. Мало этого: Петербургская дума на нужды войны пожертвовала полтора миллиона народных денег. Население негодовало, но ничего не могло поделать: патриотические трактирщики и подрядчики нагло запустили руку в кассу, вынули оттуда полтора миллиона и бросили в хищную пасть бюрократии.

Преступления городских дум, особенно столичных, против интересов, нужд и потребностей населения бесчисленны.