Читаем Перед изгнанием. 1887-1919 полностью

В Царском Селе, где мы часто живали, мы располагались в павильоне, построенном моей прабабкой по образцу того, который ей предлагал Николай I. Это был дом в стиле Людовика XV, весь белый и внутри, и снаружи. Из большой залы со срезанными углами, составлявшей его центр, шесть дверей вели в салоны, столовую и сад. Вся мебель была той эпохи, выкрашенная в белый цвет и обтянутая кретоном в цветочек, занавеси из того же кретона, с шелком лютикового цвета, которые, пропуская свет, окрашивали его так, что он казался солнечными лучами. В этом доме все было светло и весело. Цветы и растения наполняли воздух благоуханием и создавали иллюзию вечной весны. По возвращении из Оксфорда я устроил себе в мансарде холостяцкую квартиру с отдельным входом.

В Царском Селе все вызывало память о Екатерине II: Большой дворец, произведение архитектора Растрелли, прекрасная череда приемных залов, «янтарная комната», отдельный салон великой императрицы, знаменитая колоннада Камерона со своими мраморными статуями и бесконечный парк с павильонами и боскетами, прудами и фонтанами. Очаровательный китайский театр, красный с золотом, по фантазии великой Екатерины, возвышался среди сосен.

Государь и императрица не жили в Большом дворце, который служил для официальных церемоний. Николай II сделал своей резиденцией Александровский дворец, построенный Екатериной II для Александра I. Несмотря на более скромные размеры, этот дворец не был лишен стиля, конечно, исключая ужасные перемены, которым его подвергла молодая императрица. Большинство картин, мраморная облицовка и барельефы были заменены обшивкой красного дерева и угловыми диванами, безвкусно отделанными. Выписали из Англии мебель от Мапля, тогда как старинную отправили в кладовые.

Присутствие царской семьи в Царском Селе привлекало туда великих князей и многие аристократические семьи. Пикники, ужины, приемы сменяли друг друга, и, при всей простоте деревенской жизни, время протекало весело.

В течение 1912 и 1913 годов я много раз видел великого князя Дмитрия Павловича, вступившего в Конногвардейский полк. Их Величества любили его как сына. Он жил с ними в Александровском дворце и всюду сопровождал царя. Со мной он проводил все свободные часы. Я видел его почти каждый день, и мы совершали вместе долгие прогулки пешком или верхом.

Дмитрий был очень изыскан: высокий, элегантный, породистый, с большими задумчивыми глазами, он напоминал старинные портреты своих предков. Он состоял из порывов и контрастов; одновременно романтический и мистический, ум его не был лишен глубины. В то же время он был очень веселым и всегда готовым на самые сумасшедшие проделки. Его обаяние покоряло все сердца, но слабость характера рождала опасность быть подверженным влиянию.

Будучи на несколько лет старше, я пользовался в его глазах некоторым уважением. Он был более или менее в курсе моей «скандальной жизни» и считал меня существом интересным и немного таинственным. Уважая меня и мои мнения, он не только доверял мне собственные мысли, но и рассказывал о том, что видел вокруг себя. Я довольно хорошо знал важные и грустные вещи, происходившие в Александровском дворце.

Предпочтение, оказываемое ему царем, возбуждало зависть и вызывало интриги. У самого Дмитрия от успехов вскружилась голова, и он стал очень надменным. Я воспользовался преимуществом старшего, чтобы без обиняков ему сказать, что об этом думаю. Он не рассердился и продолжал приходить в мою маленькую мансарду, где мы часами дружески беседовали. Почти каждый вечер мы ездили на авто в Петербург и вели веселую жизнь в ресторанах, ночных кафе и у цыган. Мы приглашали артистов и музыкантов ужинать в отдельном кабинете. Знаменитая балерина Анна Павлова часто бывала с нами. Эти великолепные ночи проходили как сон, и мы возвращались лишь на заре.

Однажды мы ужинали в ресторане, когда ко мне подошел офицер царской свиты, еще молодой человек, очень красивый, затянутый в черкеску и с кинжалом за поясом.

– Я сомневаюсь, что вы можете меня узнать, – сказал он, представившись.

– Но быть может, вы вспомните обстоятельства нашей последней встречи? Они были довольно необычны. Мое появление верхом на лошади в столовой в Архангельском настолько не понравилось вашему отцу, что он велел меня выкинуть.

Я помнил очень хорошо, сказав, что его жест восхитил меня, и уверил его в моем несогласии с реакцией отца. По моему приглашению офицер сел за наш стол и провел с нами часть вечера. Он мало говорил и внимательно меня изучал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии