Перед лицом Родины

Разыскав глазами среди сидящих Воробьева, Лида засияла счастливой улыбкой. А он, смотря на нее, не верил себе. «Боже, как я ее люблю! — прижал он руку к своему сердцу. — Неужели и она меня любит?..»

Но радость его была кратковременна. Она сменилась большим горем. Над его головой уже разразилась беда.

Когда Леня с большим чувством превосходно пропел арию, и в то время, когда народ кричал и бешено аплодировал ему, к Воробьеву подкрался какой-то незнакомый мужчина.

— Выйдем со мной на улицу, — шепнул он ему на ухо. — Там вас хочет видеть один товарищ.

Сердце у Воробьева на мгновение замерло от какого-то недоброго предчувствия. Он покорно встал и последовал за незнакомцем. Он вышел так незаметно, что никто и не видел этого.

На улице к Воробьеву подошли двое.

— Следуйте за нами, — сказал один из них.

За углом стояла автомашина. Воробьева усадили в нее и увезли…

XIII

Возвращение Константина из Советского Союза в Париж было встречено злобным воем белых эмигрантов.

— Зачем вернулся?.. Почему?

На него ведь возлагали большие надежды. А он, ничего не сделав, вернулся из России. Как это можно терпеть?

— За каким чертом, спрашивается, вы ездили в Россию? — допрашивали его. — Неужели же за тем только, чтобы взглянуть, что там делается, и вернуться? Если вы не пожелали ничего сделать для общего нашего дела, так верните, по крайней мере, деньги, которые на вас были затрачены.

При всем своем желании Константин не мог бы возвратить денег — их у него почти не осталось.

— Да ты теперь сам стал красным, большевиком, — истошно кричали ему. — Ты нас предал, перешел на сторону большевиков. И это они послали его сюда шпионить за нами…

— Изгнать его!.. Изгнать из нашей среды!..

Его вычеркнули из списков РОВСа. В лице многих белоэмигрантов он нажил себе смертельных врагов.

А тут, в довершение ко всему, вскоре после возвращения Константина из СССР его разыскал Чернышев, приехавший из Нью-Йорка.

— Ну как? — спросил он.

Константин рассказал, как родные Чернышева отказались принять его посылку.

— Ерунда! — возмутился Чернышев. — Не поверю. Вы просто и не попытались разыскать моих родных.

— Хотите верьте, хотите нет, — пожал плечами Константин. — Это дело ваше. Убеждать не буду.

— А информация?

— Вот, — передал Константин Чернышеву напечатанные на машинке листы своих Записей.

Чернышев бегло просмотрел их.

— Что за детский лепет?! — побагровел он от гнева. — Это же белиберда! Если все это опубликовать, то меня, пожалуй, обвинят, что я большевиком стал. По-вашему, выходит, что казаки сами идут в колхозы и что в России — тишь да благодать… А где же волнения, мятежи, недовольство казаков насильственной коллективизацией?

— Я писал правду, — холодно ответил Константин. — Выдумывать не хочу, да и не мастер. Никаких мятежей и бунтов в России я не видел и ничего о них не слышал.

— Глупости! Быть этого не может! Почитайте газеты. В них говорится, что в России массовое недовольство крестьян коллективизацией. В колхозы насильно загоняют…

— Представьте, я этого не заметил.

— А вот ваши коллеги, с которыми вы ездили, заметили. Они о другом пишут…

— Не думаю. Со мной ездили честные люди. Не могут они неправду написать. А если пишут, то, значит, их заставили врать…

— Ну, хорошо, — уже более спокойно сказал Чернышев. — Какое же все-таки у вас сложилось мнение о положении в России, о народе русском?..

— Мнение таково, — твердо сказал Константин, — нам, белоэмигрантам, надо выбросить из головы бредовую мечту о волнениях в России. Мы ей не нужны. О нас никто не думает и нас там не ждут. Мы не нужны даже своим родным. Вы об этом можете судить по тому, как отнеслась к вашему подарку ваша сестра. А я сужу по тому, как встретили меня моя сестра и мой брат, которых мне довелось увидеть. Такие избавители, как мы с вами, — горестно усмехнулся он, — им не нужны…

— Ложь! — гневно крикнул Чернышев.

— Нет, истинная правда, — вздохнул Константин. — Моя поездка в Россию открыла мне глаза.

— Да что с вами толковать, — безнадежно махнул рукой Чернышев. — Вы просто больной человек, психопат. Прощайте!

И снова для Константина наступила сиротливая, одинокая жизнь в большой чужом городе. Ни с кем из белоэмигрантов он не общался, жил отчужденно от всех. Пока еще были деньги, он не пытался искать заработка. Его охватила полная апатия ко всему.

Иногда он со всей сердечностью вспоминал хорошего, душевного парня Воробьева. В черную минуту жизни Константина Воробьев сумел поддержать его… «Где ты? — думал о нем с грустью Константин. — Может быть, ты нашел свое счастье в жизни, а может быть, тебя и в живых нет?»