Перед лицом Родины

Константин прекрасно знал, что русские эмигранты в поисках денег не брезгали ничем. Они обращались за помощью к кому угодно. То выклянчивали какую-то мзду у «нефтяного короля» Детердинга, женатого на русской эмигрантке, то обращались за милостыней к богатым сутенерам, вроде Чернышева, к американским благотворительным организациям, к президенту Чехословакии Масарику, к югославскому королю, к папе римскому, к Муссолини и Гитлеру, ко всяким международным лигам и капиталистическим воротилам, которые были заинтересованы в антикоммунистических услугах бывших русских белогвардейцев…

Но Константин не хотел ни к кому обращаться за помощью, не хотел связывать себя ни с кем, продавать свою свободу.

Он вспомнил о Понятовском, которого не видел более трех лет, и решил пойти к нему. Тот, по мнению Константина, был человеком независимым, не примыкал ни к каким заграничным союзам и группировкам. Не исключено, что Понятовский поможет Константину найти работу.

Когда он позвонил у двери квартиры Понятовского, ему открыла все та же смазливая черноглазая служанка Сюзанна, что была и при прошлом его посещении.

— Бонжур! — сказал Константин. — Мсье Понятовский дома?

— Мсье умер, — вздохнув, грустно ответила служанка.

— Как умер? — отшатнулся Константин: — Когда?

— Полгода назад.

— Боже мой!.. Такой еще молодой, цветущий!

— У него был рак печени, — словоохотливо сообщила служанка.

— А мадам?

— Мадам Люси дома. Как прикажете доложить?

— Сюзанна, ведь я же бывал у Понятовских, — пожурил Константин. Неужели не узнали меня?.. А вот я-то вас помню. Даже имя запомнил…

— Пардон, сударь, — покраснела служанка. — Но у нас бывает много народа…

— Скажите мадам, что просит позволения повидать ее генерал Ермаков.

— О! — изумилась служанка. — Сейчас, мсье.

Вместо нее в переднюю тотчас же вихрем выскочила из комнаты в хорошеньком сиреневом домашнем халате сама хозяйка.

— О, как это приятно! — обрадованно заговорила она, обеими руками тряся руку Константина. — Как я рада, Константин Васильевич! Как рада! Здравствуйте, дорогой, — расцеловала она его в щеки. — Проходите в гостиную. Я сейчас переоденусь.

— Не надо, Люся, переодеваться, — удержал ее Константин. — Ведь мы же свои люди. Ваш халатик вам так к лицу.

— Да? — просияла хозяйка. — Как вы меня находите? Постарела я за эти годы?..

— Нисколько, — зная ее слабость, ответил он. — Вы все такая же интересная, привлекательная.

Хозяйка порозовела от удовольствия. Конечно, Константин заметил, что за эти годы она постарела. У глаз ее обозначились веера морщинок. В черных волосах засеребрился иней седины. Ей было уже далеко за сорок, но выглядела она моложе.

— Мадеры? Коньяку? — спросила она.

— Уж лучше, конечно, коньяку. Говорят, что он не вреден для здоровья, даже, как говорил мне Черчилль, полезен…

— А вы разве с ним встречались?

— А как же? Когда-то я, Люсенька, был большим человеком в донском правительстве… Представителем ездил в Лондон… Я-то ездил в Лондон, а в это время проклятый Брэйнард мою жену обработал и в Англию увез. Да что вам, Люся, об этом говорить, вы же прекрасно обо всем осведомлены… Приятельницей были моей жены…

— Ну ладно, — сказала хозяйка успокаивающе. — Не вспоминайте об этом, Константин Васильевич.

Сюзанна принесла коньяк, рюмки, тонко нарезанный лимон с сахаром, поставила коробок на стол с прекрасными гаванскими сигарами, оставшимися еще от хозяина.

— Можно? — вопросительно взглянул Константин на хозяйку, беря из коробка сигару.

— Курите, конечно.

Константин закурил.

— Милая Люся! Как же это так внезапно умер Сергей Венедиктович? — спросил он сочувственно.

Хозяйка всхлипнула, приложила надушенный платочек к глазам.

— Это ужасно, Константин Васильевич. Я так его любила. И он ко мне всегда хорошо относился… Он все жаловался на печень. Врачи ничего не могли определить. Оказался рак. Операцию делать было уже поздно. Каких только знаменитостей я не приглашала к нему… Ничто не помогло… Умер мой Сереженька.

Поговорив об умершем, Константин спросил ее:

— Ну и какие же у вас теперь планы?

— Никаких, — простодушно ответила она и развела руками. — Замуж я пока не собираюсь выходить. А что касается средств к существованию, то об этом я не беспокоюсь. У нас были кое-какие сбережения. Мне пока хватит. Сереженька был бережливый. Но вот в хозяйственных дела я совсем не разбираюсь…

— В каких это хозяйственных?

— Да разве вы не знаете? Ведь Сережа открыл в Латинском квартале на бульваре Сен-Мишель фешенебельный салон, или, вернее, студию. У него работало много известных художников. Это было очень выгодное предприятие. Оно давало нам большой доход. А вот без мужа я просто боюсь содержать студию. Прогорю. Я ничего не понимаю в делах. Меня могут обманывать. Ведь верить никому нельзя…

Константин, слушая Люсю, молчал, словно задумался о чем-то. Хозяйка долго болтала обо всем, что только ей приходило в голову, потом вдруг что-то вспомнила:

— Константин Васильевич, а я ведь вам и забыла сказать. Мне несколько раз писала Вера, спрашивала о вас. Можно ей ответить, что вы сейчас в Париже?