Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии

«Да, я бывал в ее квартире несколько раз. Но один никогда, всегда с женой». Я спрашиваю, не скрывает ли он интимные отношения с Софи Унделох из чувства стыда. Какой мужчина признается, что его сексуальным партнером была женщина почти на 50 лет старше его? Его ответ предсказуем: «Я с бабкой? Скажете тоже!» Лемке также отрицает, что навещал пожилую женщину на Рождество и дарил ей орхидею. Позже он уточняет, что не помнит, чтобы делал это. Я упоминаю о бутылке хереса в квартире. Может, он был пьян и поэтому забыл? «Ты что, не догоняешь? Я не имею к этому никакого отношения!»

Нам надо изменить стратегию. Я перехожу к тактике smalltalk – «светская беседа». Это выглядит так, будто пытаешься завести старую машину. Вы позволяете двигателю «булькать» до тех пор, пока хватает заряда аккумулятора, в надежде на то, что искра от свечи зажигания наконец проскочит, и двигатель заведется. Мы пока находимся на стадии «бульканья».

Я вспоминаю о пасторе, моем бывшем руководителе хора, который научил Лемке играть на органе. Но и об этом он не желает говорить. «Это было так давно, с органом». Теперь он углубляется в рассказы о своей повседневной жизни в тюрьме, о надежде, что его скоро переведут в Бремен. Он описывает себя как одиночку, который работает в своей камере, занимается спортом и выполняет самые простые задания. Затем он смеется, в первый и последний раз в этом разговоре. «Да, я правда клею здесь мешки и чехлы для зонтиков». Еще он сообщает, что много играет на компьютере. Мы не проговорили и часа, но я замечаю, что наш разговор чрезмерно натянутый. Зажигание не сработало, «бульканье» ослабевает. Нам больше нечего сказать друг другу.

У меня не получается построить с Тобиасом Лемке доверительную беседу. За более чем 25 лет нашего знакомства мне это не удалось ни разу. Поразительное осознание. Обычно я с легкостью завоевываю доверие других людей. Мне не нужно прилагать много усилий. У меня нет для этого никакой стратегии, никаких уловок. Это получается само собой. Может, окружающие замечают, что в большинстве случаев они мне действительно интересны. С Тобиасом Лемке это не сработало. Он остался для меня чужим. И я остался чужим для него.

Сейчас он отдалился от нас ровно на то расстояние, которое было между нами в начале допроса. Лемке откидывается на спинку стула и молчит. Возможно, он жаждет вернуться к безопасности повседневной жизни в тюрьме. Он знает, как вести себя в этой системе, она дает ему чувство защищенности. «Еду раздают. Я должен вернуться». На прощанье мы обмениваемся коротким рукопожатием. Я даю ему наши визитки с номерами телефонов. «Звоните в любое время, если вам будет что рассказать». Я знаю, что он никогда ими не воспользуется. Когда уже в новом году я пытаюсь связаться с Тобиасом Лемке, мне отвечают, что поговорить с ним невозможно. Вскоре после нашей встречи он был помещен на психиатрическое лечение. По поводу депрессии и тревоги.

17

Девять месяцев спустя я снова встречаюсь с Лемке. Как и 25 лет назад, он сидит на скамье подсудимых в зале суда присяжных. И снова обвинение в убийстве, уже в третий раз. Я сажусь в кресло свидетеля и жду, когда меня вызовут. Судьи еще не вернулись с совещания. Это дает мне возможность понаблюдать за Тобиасом Лемке. Теперь он носит очки. Его волосы коротко подстрижены, а борода ухожена. Взгляд больше не кажется застенчивым, как прежде, он выражает отстраненность. Лемке не встречается со мной глазами. Он старается выглядеть расслабленным, будто все происходящее его не касается.

Свет полуденного солнца падает на лицо Лемке через круглые окна зала. Теперь видно, как он напряжен. Его напускную самоуверенность легко вычислить. Мне невольно вспоминается то Рождество 16 лет назад. Тогда солнце тоже пролило свет на правду, осветив шею мертвой Софи Унделох и показав нам следы удушения, которые мы едва не проглядели.

Нет, перед нами сидит не безмятежный человек, которого, кажется, больше ничего не волнует. Я вижу мужчину почти 50 лет, лишенного жизненной энергии. Потерпевшего неудачу и не имеющего никаких перспектив. Свет в конце тоннеля, о котором когда-то говорил мой коллега, для него погас. Тобиас Лемке это знает.

Я наблюдаю за тем, как он рассматривает публику за барьером через линзы своих очков. Слежу за его взглядом и узнаю родственников Софи Унделох. Их антипатия к обвиняемому видна невооруженным глазом. До моих ушей доносится что-то вроде «голову с плеч». Тобиас Лемке делает вид, что не замечает всего этого.