Перед падением

— Что случилось? — спрашивает Скотт.

— Звонила моя мать, — отвечает Элеонора, пытаясь отыскать пульт от телевизора.

— И что она…

— Где пульт?

Скотт берет пульт с кофейного столика и протягивает его Элеоноре. Схватив его, та включает телевизор и начинает листать каналы.

— Я все же не понимаю, что происходит, — говорит Скотт и бросает взгляд в сторону лестницы. Слышно, как наверху Джей-Джей открывает платяной шкаф в гостевой комнате.

Элеонора негромко ахает. Скотт смотрит на нее, потом на экран и видит одетого во фланелевую куртку Дуга с тщательно расчесанной бородой. Напротив него за столом расположился Билл Каннингем в своих знаменитых красных подтяжках. Съемка происходит в студии. Картина, представшая перед глазами Скотта, кажется ему настолько невероятной, что он от изумления невольно приоткрывает рот. Комнату наполняет голос Дуга. Он говорит о Скотте и рассказывает о том, как Элеонора выгнала его, Дуга, своего мужа, из дома. Затем он заявляет, что Скотт, по всей вероятности, охотится за деньгами. Билл понимающе кивает и, перебивая Дуга, подытоживает рассказанную им историю. Общий смысл того, что он говорит, сводится к следующему: «Какой-то ни на что не годный, вышедший в тираж художник забирается в постель к замужним женщинам и в своих картинах смакует ужасы катастроф».

Скотт смотрит на Элеонору. Ее взгляд прикован к экрану. Она прижимает к груди пульт от телевизора, стиснув его с такой силой, что у нее белеют костяшки пальцев. Неизвестно почему, Скотт вдруг представляет свою шестнадцатилетнюю сестру, лежащую в гробу. В один сентябрьский день она утонула в озере Мичиган. Сестра была проглочена темной водой, оставив после себя на поверхности лишь пузырьки воздуха. Сорокашестилетний владелец похоронного бюро обмыл ее тело, надел на него лучшее платье, которое нашлось в гардеробе утопленницы, наложил на лицо румянец и тщательно расчесал волосы. Ее руки он сложил на груди, вложив в бесчувственные мертвые пальцы венок из желтых маргариток.

Скотт знал, что у его сестры аллергия на маргаритки. При виде венка он страшно расстроился и буквально места себе на находил, пока не осознал, что это больше не имеет никакого значения.

— Я не понимаю, — говорит Элеонора. И несколько раз повторяет эту фразу, словно мантру, с каждым разом все тише и тише.

Скотт слышит на лестнице детские шаги и оборачивается. На лице Джей-Джея, несущего сумку Скотта, смущенное выражение, которое в любой момент может смениться обиженным. Оно говорит яснее всяких слов, что подарка в сумке не обнаружилось. Сделав несколько шагов ему навстречу, Скотт ласково треплет мальчика по волосам и ведет его обратно в кухню.

— Что, не нашел? — спрашивает Скотт.

Ребенок молча кивает.

— Ладно, давай-ка я посмотрю.

Скотт усаживает Джей-Джея за кухонный стол. В окно он видит, как на подъездную дорогу сворачивает почтовый фургон и останавливается у дома. У вышедшего из кабины водителя на голове имитация пробкового шлема, которые когда-то носили британские колонизаторы. Он открывает крышку почтового ящика и бросает в щель каталог какого-то супермаркета и несколько счетов.

Из гостиной доносится голос Дуга, который, сидя в студии в компании Билла Каннингема, говорит: «Пока он не появился, у нас все было хорошо. Мы были счастливы».

Скотт роется в сумке, стараясь найти в ней то, что можно выдать за подарок. Ему попадается под руку старая авторучка, которую отец подарил ему по окончании школы. Это черный «Монблан». Скотт хранит его много лет.

Как-то раз, окончательно пав духом, он выбросил из окна всю мебель и всю посуду — практически все, что было в квартире. За исключением ручки. Ею он подписывает свои картины.

— Вот, держи, — говорит Скотт, вынимая ручку из сумки. Ребенок улыбается. Скотт отвинчивает колпачок и показывает Джей-Джею, как пользоваться подарком, нарисовав на бумажной салфетке собаку.

— Она досталась мне от отца, когда я был еще совсем молодым. — Лишь произнеся эту фразу, Скотт осознает ее подтекст. Передав ручку мальчику, он пусть косвенно, но все же признает, что считает Джей-Джея приемным сыном.

Подумав так, Скотт решает не зацикливаться на этой мысли. Есть вещи, о которых лучше долго не размышлять — иначе можно так никогда и не решиться на важные, нужные шаги.

Ручка — это, по сути, все, что осталось от прежнего Скотта. Когда-то и он был мальчиком, потом юношей, ставил перед собой большие цели. Теперь он другой, даже тело его изменилось. В нем нет ни одной прежней клетки — их заменили новые. Все теперь иное, вплоть до молекул и атомов.

Он стал новым человеком.

Взяв ручку, Джей-Джей пытается рисовать на салфетке, но у него не получается даже провести линию.

— Это перьевая ручка, она пишет и рисует чернилами, — объясняет Скотт. — Поэтому ее нужно держать вот так.