Перед пробуждением

Кивнув, Фуюцки помолчал немного.

– Кил, как идет интерпретация Скрижалей Договора?

– Мы нашли еще два разветвления Сценария, они маловероятны, но тебе скоро их переправят со всеми комментариями.

– Хорошо. Спасибо. Но ты уверен, что Вестников все же пять?

Лоренц кивнул:

– Теперь четыре.

– Да, теперь четыре. А потом договор будет исполнен.

– Будет, они не лгут никогда, а мы уже не сможем лгать. Сайонара, Козо.

– Ауф видерзеен, Кил.

********************
Рей шла по коридору больницы NERV, вооруженная блокнотом. "Икари здесь уже вторые сутки, – размышляла она. – А ему все так же плохо". Аянами испытала удивление, когда она пришла к нему. Парень поздоровался глухим голосом и смотрел в потолок: он замыкался на своих воспоминаниях, и она не понимала, о чем говорить с ним. Ей казалось нелогичным, что так выглядит победитель, она недоумевала, почему его не консультируют психологи. А еще она догадывалась, что в ее мыслях по этому поводу замешана какая-то эмоция. Сегодня в школе ей пришло в голову простое и взаимовыгодное решение проблемы, и она сразу после тестов отправилась в больницу.

– Здравствуй, Икари-кун.

Пустой взгляд. Кивок.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Мне кажется, я начал разбирать голоса.

– Какие голоса, Икари-кун?

Синдзи посмотрел на нее. Странное дело: она выглядела немного… обеспокоенной? Парень прикрыл глаза.

"Должно быть, так кажется в сравнении со мной самим. Я будто выгорел".

– Голоса тех тысяч людей, что кружились вокруг Вестника. Им было страшно. Им не хотелось так умирать. Им вообще не хотелось умирать.

– Тебе жаль их?

Синдзи без удивления скосил глаза на Рей и вновь уставился вверх. Он уже привыкал к ней.

– Да, Аянами. Мне их жаль.

Девочка помолчала.

– Икари-кун, ответь на вопрос, пожалуйста.

– Какой?

– Что ты чувствуешь, когда заботишься о ком-то?

Синдзи моргнул, глядя в потолок: "А она времени не теряет. Что ж, я пообещал ей ответы". Он задумался.

– Наверное, страх.

– Страх?

– Да. Когда я боюсь, что человеку больно, страшно, неудобно, – значит, я забочусь о нем.

– Понимаю. Забота включает активные действия?

– То есть?

– Я имею ввиду, достаточно ли ощущать страх за другого, чтобы считать свои чувства заботой? Или нужно еще вести себя так, чтобы устранить неудобство или угрозу для этого человека?

Синдзи смутился: Рей попала в его больное место. Он сам редко приходил на помощь другим, предпочитая скрываться за своей физической болью от мук совести.

– Не достаточно, Аянами, – вздохнул он, шаря в поисках кнопки, чтобы поднять спинку кровати. – По-настоящему заботиться – это что-то делать для другого.

Рей кивнула и задумалась:

– То есть, когда ты защитил меня в коридоре NERV, оттолкнув ящик, ты обо мне позаботился?

Парень порозовел, глядя на нее:

– Ну… эээм… вообще-то, выходит, да…

– Потом ты сказал, что не хочешь, чтобы мне было больно. И повторил это после инцидента во время спарринга. Это тоже слова заботы?

– Д-да… Почему ты спрашиваешь??? – Синдзи покрылся румянцем. Рей взглянула на приборы: его замедленный апатичный пульс уверенно становился учащенным, давление тоже подросло.

– Хочу понять, зачем я второй раз прихожу к тебе. Мне не хочется, чтобы тебе было плохо, и твое неудовлетворительное душевное состояние заставляет меня искать средства исправить его. Я пришла поговорить, чтобы отвлечь тебя от переживаний, и теперь понимаю, что мое поведение и ощущения совпадают с сущностью заботы.

Синдзи слушал это все с выпученными глазами. Во-первых, он был поражен, услышав от нее столько слов подряд, и только во-вторых до него дошел смысл сказанного… Рей снова посмотрела на приборы и решила, что ее дальнейшее присутствие нежелательно. Апатия явно ушла, но и лишнее волнение ему тоже ни к чему.

– Мне пора, Икари-кун. Выздоравливай и помни, что я забочусь о тебе. До свидания.

– П-пока, Аянами…

Дверь закрылась. Ничего не понимающий Синдзи сел в кровати, скребя макушку. Ему вдруг захотелось в школу. В самую обычную школу. И чтобы девочка, которая только что вышла, была самой обыкновенной одноклассницей.