Перед пробуждением

Рей Аянами нервничала, почти как любая другая флегматичная девочка ее возраста, которая предвкушает разговор о мальчике. Фуюцки под своей нейтрально-заботливой маской был шокирован: к такому его не подготовили даже доклады.

– Я… Слушаю ваши вопросы, – почти прошептала Рей, явно не выдерживая молчания.

– Почему тебе помог Икари, а не штат психологов?

Девочка задумалась лишь на секунду, она явно задавала себе этот вопрос раньше:

– Полагаю, сработало подобие эмпатической связи, поскольку первое переживание, которые мы обсудили с ним, было общим – чувство вины. Мы осознавали его идентично, потому мне было проще наладить с ним эмоциональный контакт…

"Мы", – с горечью и радостью одновременно мысленно отметил Фуюцки, слушая ее объяснения. Рей никогда раньше не употребляла этого местоимения.

– Хорошо, это понятно и вполне логично, – Директор помолчал, боясь своего следующего вопроса. – Что ты чувствуешь к нему самому?

– Заботу. Благодарность, – без раздумий и колебаний произнесла Рей.

– И… Все?

Аянами задумалась. Директор напряг свои уже слабеющие глаза, силясь не упустить ни одной черточки, ни одного микровыражения ее лица: Рей испытывала сомнения и размышляла, что стоит говорить, а что – нет. Наконец она твердо ответила:

– Возможно, еще что-нибудь, но эти чувства мне пока неизвестны.

Фуюцки позволил себе улыбнуться: она уверенно контролировала свои интонации, но не кожу. Это была бы идеальная ложь, если бы не удивительный легкий румянец.

– Рей, – мягко сказал профессор. – Не надо мне лгать. То, что ты начинаешь чувствовать, но пока не понимаешь – естественно для человека. И ты уже знаешь, что запретить чувствовать нельзя. Тогда зачем лгать?

Девочка неожиданно побледнела и твердо сказала:

– Я не совсем человек. И я не лгу. Я не уверена.

Фуюцки обругал себя за неосторожность. Доверительная беседа сорвалась.

– Рей. Давай посмотрим правде в глаза: я рад, что ты начинаешь понимать себя, но это создает много проблем. Во-первых, вы с Икари даже неосознанно будете больше заботиться друг о друге, чем о выполнении приказов на миссиях. Во-вторых, ваше общение эмоционально нестабильно и ставит под угрозу вашу успешность… В-третьих, он может… умереть, а при развитии твоих эмоций это ослабит твою волю…

Еле заметно для глаза вздрагивая, девочка опускала голову ниже и ниже, но профессор, даже чувствуя угрызения совести, должен был расставить все акценты.

– … и, наконец, последнее… Я не сомневаюсь, что ты выполнишь свое предназначение, но… Ты понимаешь, что он увидит, если он доживет до исполнения Договора?

Аянами вдруг подняла голову и посмотрела ему в глаза:

– В одном из трех вариантов, наилучшем для всех, он не вспомнит даже, что я когда-либо существовала в его жизни. Что касается двух остальных, то, полагаю, их не стоит даже обсуждать.

Директор был поражен: Рей, как и он сам, думала о будущих чувствах Синдзи. Но оставался еще один вопрос.

– А что если ты сама… вновь погибнешь до того времени? Каково будет ему видеть тебя после этого?

Боль. Отчаяние. Неприятие. Немало времени понадобилось Фуюцки, чтобы понять, что все это одновременно отразилось на ее лице.

– Я… Я постараюсь не погибнуть. Но если вы прикажете, я не буду больше… общаться с Икари.

Фуюцки видел, чего ей стоило это признание, но лишь с горечью покачал головой:

– Поздно. Это, к сожалению или к счастью, тоже уже не решение проблемы. Если я тебе прикажу… Больно будет вам обоим, и я потеряю сразу двух Детей в разгар войны… Может, вы оба еще успеете понять, почему.

Аянами смотрела на Директора, ожидая продолжения, но он не стал развивать свою мысль. Некоторое время они сидели молча, потом Фуюцки встал, обошел стол и с трудом присел на корточки перед изумленной Рей:

– Послушай, я отдам тебе только один приказ, но ты ему будешь рада. Позаботься о том, чтобы Синдзи был счастлив к тому моменту, когда наступит время Договора, а потом… Потом о его счастье позабочусь я.

– Счастлив? – Рей моргнула и нахмурилась. – Я не понимаю, что такое счастье. Как я могу сделать счастливым кого-то?..

– Если я прав, то ты можешь еще успеть осознать это.

– Как я могу это осознать?

Директор встал и пошел к своему креслу:

– Просто продолжай действовать так же, как действуешь.

Рей тоже поднялась, чтобы уйти, но потом спросила:

– Директор, я могу задать личный вопрос?

Фуюцки остановился, уже почти обойдя стол, заинтересованно обернулся и кивнул.

– Почему вы так заботитесь об Икари-куне, но при этом сами назначили его Третьим Дитя?

– Это целых два вопроса, – твердо ответил он. – Я не смог сделать ничего, чтобы выжили его родители. А его статус… Увы, Рей, у меня не было выбора. Или я защищаю человечество, надеясь на лучшее, или его самого, но тогда надежды нет.