Перед пробуждением

Но именно придя к пониманию своего чувства, Рей неожиданно успокоилась.
"Это… счастье? Кроме меня… Нет никого… Почему это стало самым важным в его словах? Я… люблю его… А он – меня. Нужны ли мне слова, чтобы понять это?".
Аянами уютно устроилась в теплых объятиях, наслаждаясь своим прозрением и своими ощущениями.

****************************

Вопреки вывеске, ресторанчик, где вечером того же дня устроилась Мисато Кацураги, можно было смело назвать забегаловкой, но она не интересовалась в данный момент чистотой определений. На столике перед женщиной выпивка уверенно побеждала закуску, причем с перевесом и в качестве, и в количестве, поэтому она заблаговременно рассчиталась с заведением, а ключи от машины отдала своему сегодняшнему "топтуну" из Второго отдела.

Мисато отмечала канун Второго Удара.
Кацураги приложилась к бутылке, поморщилась и, оглядываясь по сторонам, запустила руку в блюдо с какой-то сушеной гадостью, заменявшей тут человеческие закуски. За веревочной занавесью, отделяющей ее от остального помещения, зал неуверенно плыл, сама занавесь тоже, но даже нетвердую походку такое состояние пока не обеспечивало.
"Щас… Исправим…"
Занавесь задрожала и зашуршала, пропуская к столику Редзи Кадзи, при виде которого Мисато поперхнулась и закашлялась, а вошедший ласково, но очень уверенно хлопнул ее несколько раз по спине:

– Не в то горло, солнышко?

Женщина вытерла губы салфеткой и свирепо посмотрела на усаживающегося напротив Кадзи:

– Какого хера? Что надо?

Инспектор, нежно улыбаясь, смотрел на женщину, опираясь подбородком на ладонь, пока не добился смягчения во взгляде. Женщина вздохнула и почти умоляюще сказала:

– Редзи… Ну пожалуйста… Ты же меня знаешь… Сдрысни отсюда, а?

Кадзи подобрался и даже как-то погрустнел:

– Все отмечаешь… Думал, ты просто так… Надеялся, что ты завязала с этой традицией…

– Не могу…

От Мисато, только что яростно взирающей на нарушителя ее планов нажраться, не осталось и следа: она поникла, грустно подхватила бутылку и, не чувствуя вкуса, выхлебала почти половину. Кадзи заботливо подсунул к ней поближе тарелку с закуской.

– Так чего… тебе надо, а?

– Мисато… Ты уже научилась спать одна… Может, научишься и жить дальше? – вдруг сказал инспектор, неожиданно даже для себя самого. Реакция не замедлила.

– КАДЗИ, МАТЬ ТВОЮ!!! Я же тебя по-человечески попросила уйти на хрен, а ты мне будешь под кожу своими нотациями лезть!!!! – заорала Кацураги, вставая и упираясь ладонями в стол.

Инспектор примирительно поднял руки:

– Ми-тян, больше не буду, клянусь!

– Да пошел ты в жопу! Не будет он!

– Ну не кипятись, сядь… Вот так… Ну чем я тебе помешаю? Все, не буду, не буду!..

Мисато вновь присосалась к бутылке:

– Кадзи. Я хочу нажраться. Потом меня заберет Рицко. Отвезет домой. Понял? Хрен тебе, а не трах по пьяни!

Кадзи улыбнулся:

– Я все понял. Хрен мне. Только Акаги не приедет. У нее сверхурочная, о чем она тебе, вроде как, сообщила смс-кой.

Мисато издала горлом сложный звук и полезла в сумку за телефоном. Пока шла ожесточенная перепалка подруг и выяснение, кто падло, а кто пьянь беспробудная, Кадзи пошел сделать себе безалкогольный заказ. Вернувшись, он обнаружил, что расстроенная и уже крепко косая Кацураги уныло смотрит на оставшиеся бутылки.

– Знаешь, Редзи, почему я так пью накануне этого дня?

Кадзи криво ухмыльнулся: он еще в универе слышал это двести раз, как раз когда она начинала серьезно напиваться. "Что-то ее рано развозить начало", – подумал инспектор и молча сел. Его реакция не требовалась, от него требовалось внимание.

– Я, Редзи, не папу своего поминаю… Я свои сны поминаю.