Перед пробуждением

Мужчина всегда ощущал жуть от этих знакомых слов, не понимая почему. То ли из-за треснутого голоса, каким она их произносила, то ли из-за ее пустого взгляда, то ли… Он едва понимал ценность собственных ночных видений, но с трудом мог представить, что чувствует человек, который не видит снов. Вообще. Не просто не помнит – не видит.

– …Понимаешь, как кукла, Редзи. На спинку легла – хлоп – глазки закрылись. И через секунду – утро. Вроде отдохнула, вроде свежая… А чувство такое, будто в кино сводили, пустой экран показали, и выперли…

Кадзи смотрел на великолепную женщину и вспоминал о ее репутации в университете. Кто с восторгом, кто с осуждением, но все искренне считали красавицу Ми легкомысленной и доступной… Да чего там таить – блядью ее считали: "Если Мисато легла без парня – к месячным". Кадзи вспомнил, как сам ржал над этой приметой и многими другими сальными шуточками, пока случайно не наткнулся на ее одинокий пикник в лесу ровно девять лет назад и не услышал впервые об истинной причине страха оставаться на ночь одной.

– И вот, Редзи, не поверишь, как сейчас… ххх-ик!.. Туман!!! Ну, ты понял, Мгла которая… Так вот… А оттуда – грохот, треск, вой! И стена тумана наступает… хнык… А я дрожу, дрожу, смотрю на туман и чувствую – холодно и засыпаю… ик! А как отец меня в катапульту положил – не помню…

Всхлип.
Дочь сотрудника проекта "Эдем" выжила благодаря баллистической почтовой ракете, случайно уцелевшей после первой ударной волны. Кадзи, получив доступ к отчетам по инциденту, изучил все обстоятельства ее спасения и первых лет жизни после Второго Удара. Подавление речевых и мыслительных функций, торможение нервных реакций – единственная выжившая в аду катаклизма несколько лет прожила овощ – овощем, но она вернулась, потянулась к людям, и единственным последствием Второго Удара для нее осталась только девственно чистая полисомнография.
Мгла окутала бывшую Антарктиду, Фуюцки вернулся оттуда с Рей Аянами, человечество, возглавленное ООН, само о том не зная, изготовилось воевать с сонной смертью, мир со скрежетом двинулся вперед, а взрослеющая Мисато Кацураги продолжала каждую ночь видеть только черный экран.
Кадзи вел шатающуюся Мисато в направлении парковки. После совместной экскурсии в туалет ей полегчало, но явно не до той кондиции, которая позволяла ходить. Кацураги предложила спеть что-нибудь из песен до Удара, затянула какую-то мелодию, оборвала и практически с размаху влепила инспектору поцелуй в щеку. В машине она вела себя тихо и даже почти сразу уснула, проспала всю дорогу до дома, но при выгрузке у подъезда очнулась:

– Оооо… А я думала, мы к тебе поееее… ххик! …дем…

– Я, Ми-тян, настоящий рыцарь. Забыла?

– Не… не забыла…

Поцелуй с тяжелым спиртным привкусом так напомнил былые времена, что оторвавшись от женщины, он не выдержал:

– Слушай, Мисато, ты… Не хочешь рассказать, наконец, почему мы расстались? Ты же не ревновала меня никогда…

Кацураги попыталась сфокусировать взгляд, хихикнула:

– Неа… А, ладно. Ты, Редзи-кун, стал моим сном наяву. А я… ик… не могла стерпеть, что мой единственный сон… был чьим-то еще… Совсем без снов… Проще.