Перед штормом

«…Ввиду высказанного генерал-адъютантом Фулоном опасения, — говорится далее в докладе, — что возникшая на Путиловском заводе стачка перенесётся и на другие промышленные заведения столицы, министром внутренних дел был поставлен генерал-адъютанту Фулону вопрос о том, какие меры предполагает он (именно он, а не охранка! — В. А.) принять в отношении священника Гапона и его общества, на что генерал Фулон заявил, что арестом их стачка едва ли будет остановлена, что аресты эти скорее вызовут в рабочих раздражение и что он может рассчитывать на спокойное течение стачки только при условии оставления священника Гапона и общества рабочих на свободе, так как через них воздержит массу от беспорядков…» Прямо поразительны незнание этими сановниками обстановки и их уверенность, что они чем-то ещё управляют!

Напрасно, уважаемый читатель, вы будете ждать, что Лопухин всё-таки скажет царю хоть малую правду об истинных причинах случившегося. Нет, нет, недрогнувшей рукой он вписывает в доклад такое утверждение: «В начальной стадии своего развития рабочее движение, не вызванное какими-либо осложнениями в экономическом отношении и возникшее исключительно на почве общетоварищеской солидарности, — чем и объясняется столь быстрое его развитие, — было чуждо политических вожделений и влияния агитации подпольных революционных организаций».

В чём тут дело? Почему Лопухин, докладывая царю о событиях, потрясших Россию и трон, демонстрирует такое элементарное непонимание их сути?

Это тем более странно, что Лопухин был человек умный и обладал перспективным мышлением, о чём свидетельствует, к примеру, его докладная записка министру внутренних дел о мнимой и реальной опасности партии эсеров, в которой проанализирована социальная природа этой партии, подчёркнут её случайный состав и этим объясняется неустойчивость её программы в отношении социалистических идей, что неизменно в конце концов приведёт к распаду, ибо не может быть действенной партия, которая сама чётко не определила, что ей делать — то ли заниматься террором, то ли вести политическую работу… Наконец, это же он, Лопухин, вскорости сделает шаг, который будет стоить ему карьеры: он подтвердит, что один из лидеров эсеров, Азеф — полицейский агент и провокатор, и это столь авторитетное заявление из уст начальника департамента полиции станет таким ударом, от которого Азефа уже ничто и никто не сможет спасти. А спустя несколько лет Лопухин напишет, что сделал он это, понимая, что чёрная деятельность Азефа (которым он, меж тем, тоже руководил) рано или поздно будет раскрыта.

И вдруг тот же Лопухин сочиняет царю такой несостоятельный документ о 9 января. В чём же тут дело?

Нельзя ли найти ответ на этот вопрос в оценке действий охранки, данной Витте, когда ему пришлось столкнуться с ней в связи с попытками покушения на его жизнь? Он говорил потом, что охранительные службы России и двора придерживались опасной двусмысленной стратегии: с одной стороны, вели охоту на политических врагов самодержавия и, конечно, знали, что их всё больше и они становятся всё опасней, но, с другой стороны, всячески внушали двору, что революционные идеи — это нечто чуждое народу, ибо народ един в своей преданности самодержавию.

Жандармский генерал Спиридович, один из руководителей охранки, в 1916 году, уже видя неотвратимость крушения самодержавия, сделал в своём дневнике такую запись: «Наше трагическое заблуждение длилось не один год. Мы не извлекли урока из революции 1905 года, когда мы искали её подстрекателей, не видя её корней, и часто желаемое принимали за действительное. Чего стоит одно заявление начальника департамента полиции Лопухина по поводу раскола с.-д. партии на большевиков и меньшевиков. „Это мы их раскололи, — заявил он, — и таким образом этой партии, как таковой, больше нет“.

Трудно было сказать большую глупость. Если к этому прибавить целую череду безруких правительств, не имевших глубоко продуманной политики, нам остаётся только пожалеть великую Россию и её императора, который вынужден был видеть Россию глазами разнокалиберных сановников, оберегавших его покой внушением, без всякого на то основания, что Россия могущественна и никаким подстрекателям не по силам её поколебать. Похоже, что по этой схеме Лопухин строил и свой доклад монарху о 9 января. Но при том была ещё, конечно, и растерянность властей предержащих от грозного удара революции…»

Меж тем Лопухин продолжал писать доклад царю.