Перед тобой земля

АА рассказала мне возмутительную историю о Голлербахе, незаконно завладевшем ее письмами к С. Штейну1 (при посредстве Коти Колесовой2) и, кроме того, напечатавшем без всякого права, без ведома АА отрывок одного из этих писем в "Новой Русской книге"...

АА: "Тесное время - это царскосельский период, потому что царскоселы это довольно звероподобные люди, ясно, что они ничего не вспомнят. Так две-три женщины да учитель - вот только кто может рассказать".

Составила список тех, к кому нужно обратиться в Москве за воспоминаниями о Николае Степановиче и материалами.

Занимаемся датировкой стихотворений "Колчана" и "Чужого неба". Приходит Пунин. В 10 приходит М. Лозинский: "Я изб гал много лестниц, прежде чем вас нашел!"

Не виделись очень давно. Взаимные расспросы. М. Лозинский крайне выдержан и корректен. В разговоре легок и остроумен, но больше скользит по верхам. Отвлекается в сторону от разговора о Гумилеве. АА, несколько раз ставя вопросы прямо, возвращает его к теме.

Читает ему составленный сегодня список: "...Таким образом, я отвожу Нарбута и Ларису Рейснер. Вы согласны со мной?" Михаил Леонидович: "Нарбут? Нет, отчего?.. Я от Мандельштама слышал о нем, и то, что слышал, почтенно. Это очень странный человек - без руки, без ноги, - но это искренний человек... Как бы хорошо было, если б Николай Степанович или кто-нибудь записывал даты. Но в конце концов все живут для жизни, а не для посмертного собрания стихов. Николай Степанович не как Блок. Тот и день, и час, и кто с ним обедал - все записывал!"

Говорили о Срезневских и о разных людях, которые могли бы дать воспоминания о Гумилеве (Макридин - инженер, Ахшарумова, А. Н. Лавров типограф и др.).

11.01.1925

Утром ездил к С. М. Горелику (был режиссером, ставил "Гондлу"3 в Ростове-на-Дону и здесь). Горелик обещает собрать все, что у него есть. Говорит о ревельском "Шатре"4 и его издателе, о Ремизове.

12.01.1925

Работали по Гумилеву. АА установила почти все даты (с точностью до года) стихотворений Николая Степановича. Переписал три надписи Николая Степановича на подаренных ей книгах.

АА рассказывала мне об окружении Николая Степановича в последние годы (Г. Иванов, Г. Адамович, Н. Оцуп). К этим "архаровцам" относится крайне неодобрительно.

29.03.1925

Из моего дневника я прочел в этот раз АА записи - от 8 декабря 1924 года до 1 января 1925 года и от 22 февраля до 11 марта 1925 года. Ее замечания - дословные - занесены мной красными чернилами там же в тексте.

По поводу того места дневника, где записано, что АА в своих стихотворениях всегда говорит о Николае Степановиче как об умершем, АА добавила, что она всегда его называет братом.

Попросила дать ей тетрадь ее ранних стихов. Я принес ей. Она прочла мне для примера несколько стихотворений - среди них три написаны в Киеве, относящихся друг к другу, как части одного и того же стихотворения. Не позволяла записывать, но я все-таки знал из них строфы. Начало одного, написанного 25 января 1910 года в Киеве:

I

Пришли и сказали: "Умер твой брат".

Не знаю, что это значит...

Как долго сегодня алый закат

Над морем вечерним плачет.

..................................... II

Брата из странстий вернуть могу,

Любимого брата найду я.

Я прошлое в доме моем берегу,

Над прошлым тайно колдую...

"Брат! Дождалась я светлого дня,

В каких ты скитался странах?"

"Сестра, отвернись, не смотри на меня,

Это грудь в кровавых ранах".

25 января 1910, Киев

Одно из них, говорит, написано 25 января 1910 года, два других - около того же времени - на протяжении нескольких дней. Все посвящены Гумилеву. Про последнее стихотворение АА сказала, что оно понравилось Николаю Степановичу.

Он очень едко и сильно критиковал всегда ее стихи. А когда АА была в первый раз у Вяч. Иванова на "башне" и ее попросили прочесть стихи, она обратилась с вопросом - какое прочесть - к Николаю Степановичу... Николай Степанович указал на это.

...Николай Степанович - глубоко трагическая личность. Хоть он никогда этого не хотел думать. Гумилевых несколько. Другие не меняются - Шилейко каким был, таким и остался...

2.04.1925

В три часа дня иду к АА. Прошу АА сообщить мне канву своей биографии ибо это поможет мне в моей работе по Николаю Степановичу. АА сначала не соглашается, шутит, что, мол, доводы неубедительны.

Наконец я ее уговариваю. Она говорит, я записываю дословно, кроме нескольких эпизодов, по поводу которых она говорит или "это не нужно записывать", или "это вы запишете после - не "ахматовским", а литературным языком".

АА рассказывает: "Все люди, окружавшие Николая Степановича, были им к чему-нибудь предназначены... Например, О. Мандельштам должен был написать поэтику, А. С. Сверчкова - детские сказки (она их писала и так, но Николай Степанович еще утверждал ее в этом). Анне Андреевне Николай Степанович назначал писать прозу. Всегда ее просил об этом и убеждал. Когда однажды Николай Степанович нашел тетрадку с обрывком прозы, написанной Анной Андреевной, и прочел этот отрывок, он сказал: "Я никогда больше тебя не буду просить прозу писать..."