Перед вахтой

— А ты Лейбница читал? — спросил писарь, изучив черты лица списанного из училища курсанта. — Нет? Лейбниц учит, что материя состоит из частиц души, называемых монадами, которые суть субстанция бога. Что ты думаешь на этот счет?

— А откуда он узнал, что они называются монадами? — спросил Антон.

— Об этом он, кажется, не пишет… — задумался сбитый с толку канцелярист. — Да не в названии дело, дело в смысле. А?

— Очень уж туманно, — сказал Антон.

— А Спиноза утверждает, что материя — одна сторона проявления божественной субстанции, дух — другая сторона. В любой частице материи заключен бог. Что ты на это скажешь?

— Пусть будет заключен, если ему так хочется.

— Я не верю в христианского бога, — убежденно заявил писарь, — но что-то такое есть на свете. Даже наука теперь признает, что был акт творения, когда взорвался сгусток материи, из обломков которого образовалась вселенная. А кто его взорвал?

— Я в этом еще не разобрался, — сказал Антон. — Подумаю после сдачи дежурства.

— Вот и я тоже еще не разобрался, — вздохнул не помышляющий об иронии писарь. — Читаю книжки по философии, и все больше в голове туману. Ну скажи мне, кто создал все это, кто наладил механику?

Он отодвинул в сторону мясное блюдо бигус, упер в стол локти и обхватил лоб тонкими пальцами.

— Знаешь, — сказал Антон, проникаясь теплой симпатией К взвалившему на щуплые плечи непосильное бремя писарю, — Я тоже порой задумываюсь, кто все это устроил. Только я мыслю не абстрактно, а образами, такой уж у меня склад ума.

— И что ты воображаешь? — подал голос писарь.

— Можно представить себе, например, такую картину. Окажем, однажды один очень одаренный Микробиолог налил в свою Пробирку Питательного раствора и развел Вирусов. Допустим, Питательный раствор оказался настолько питательным, что на протяжении жизни трехсот поколений Вирусов — это около трех суток на наше время — у них развилась достаточно высокая культура. Сперва Вирусы только поедали Питательный раствор, затем научились делать его все более для себя питательным. По этой причине у Вирусов появилось время, свободное от забот о питании. В поисках, куда бы это время девать, ведь свободное от забот о питании время непременно надо куда-то девать, а то свихнешься от скуки, Вирусы приспособили переднюю часть тела для того, чтобы мыслить.

— Давай, давай, это интересно, — встрепенулся писарь.

— Скажем, на первых порах они мыслили умеренно и скромно, отдавая себе отчет в том, что Вирус есть не что иное, как примитивное белковое тело и не слишком много дано ему природою. Воспитывая маленьких Вирусят, они рассказывали им, что проживают среди Питательного раствора, который налит в Пробирку, и создано это преполезнейшее устройство неким Микробиологом, который вывел их, Вирусов, по своему усмотрению и для цели им, Вирусам, неведомой. Заинтересованные Вирусята любопытствовали: «А где он живет, этот Микробиолог, и как его повидать?» Старшие отвечали: «Где-то за пределами той клетки Питательного раствора, в которой мы обитаем. А повидать его немыслимо. Возможно, он даже крупнее клетки. Можно предположить, что Микробиолог живет сразу на двух или на пяти».

Ты ж понимаешь, писарь, что Вирусы были весьма далеки от представления об истинных размерах Микробиолога.

— Да, да, — закивал писарь, — это ведь тоже проблема…

— Время шло, — продолжал Антон, — и поколение сменялось поколением, еще более развитым. Все легче становилось Вирусам добывать питание, и наконец дело дошло до такого безобразия, что некоторым Вирусам другие Вирусы, развитые послабее, стали приносить питание прямо на дом. Те только разевали пасть когда надо, а в остальное время мыслили и становились от этого все более развитыми и внутренне независимыми…

Дневальные по камбузу с грохотом собирали грязные миски, стаскивали их в мойку. Писарь внимал Антону серьезно, приоткрыв тонкий интеллигентный рот.