Передо мной был самый заурядный человек, с пошлыми мыслями и с тупыми желаниями. Я не сразу даже понял, что это так. Сначала мне показалось, что в комнате накурено или барометр упал - предвещает бурю. Как-то мне было не по себе, когда я с ним разговаривал. Потом смотрю - просто дурак. Просто дубина, с которым больше трех минут нельзя разговаривать.
Моя философская система дала трещину. Я понял, что дело не только в высоком сознании. Но в чем же тогда? Я не знал.
С величайшим смирением я отдался в руки врачей.
За два года я съел полтонны порошков и пи- люль.
Я безропотно пил всякую мерзость, от которой меня тошнило.
Я позволил себя колоть, просвечивать и сажать в ванны.
Однако лечение успеха не имело. И даже вскоре дошло до того, что знакомые перестали узнавать меня на улице. Я безумно похудел. Я был как скелет, обтянутый кожей. Все время ужасно мерз. Руки у меня дрожали. А желтизна моей ко- жи изумляла даже врачей. Они стали подозревать, что у меня ипохондрия в такой степени, когда процедуры излишни. Нужны гипноз и клиника.
Одному из врачей удалось усыпить меня. Усыпив, он стал внушать мне, что я напрасно хандрю и тоскую, что в мире все прекрасно и нет причин для огорчения.
Два дня я чувствовал себя бодрей, потом мне стало значительно хуже, чем раньше.
Я почти перестал выходить из дому. Каждый новый день мне был в тягость.
День приходил, день уходил - Шли годы - я их не считал,
Я, мнилось, память потерял О переменах на земле...
Я еле передвигался по улице, задыхаясь от сердечных припадков и от болей в печени.
На курорты я перестал ездить. Вернее, я приезжал и, промаявшись там два-три дня, снова возвращался домой, еще в более страшной тоске, чем приехал.
Тогда я обратился к книгам. Я был молодым писателем. Мне было всего двадцать семь лет. Естественно, что я обратился к моим великим товарищам к писателям, музыкантам... Я хотел узнать, не было ли чего подобного с ними. Не было ли у них тоски вроде моей. А если было, то по каким причинам это у них возникало, по их мнению. И как они поступали, чтобы этого у них не было.
И тогда я стал выписывать все, что относилось к хандре. Я стал выписывать без особого учета и мотивировок. Однако я старался брать то, что было характерно для человека, то, что повторялось в его жизни, то, что не казалось случайностью, минутным воображением, вспышкой.
Эти выписки поразили мое воображение на несколько лет.
"...Я выхожу из дому, иду на улицу, тоскую и опять возвращаюсь домой. Зачем? Затем, чтоб хандрить..."
(Шопен. Письма, 1830 г.)
"Я не знал, куда деваться от тоски. Я сам не знал, откуда происходит эта тоска..."
(Гоголь - матери, 1837 г.) "У меня бывают припадки такой хандры, что боюсь, что брошусь в море. Голубчик мой! Очень тошно..."
(Некрасов - Тургеневу, 1857 г.) "Мне так худо, так страшно безнадежно худо и в теле и в духе, что я не могу жить..."
(Эдгар По - Анни, 1848 г.)
"Я испытываю такую угнетенность духа, какую я раньше еще не испытывал. Я напрасно боролся против влияния этой меланхолии. Я несчастен и не знаю почему..."
(Эдгар По - Кеннэди, 1835 г.)
"В день двадцать раз приходит мне на ум пистолет. И тогда делается при этой мысли легче..."
(Некрасов - Тургеневу, 1857 г.) "Все мне опротивело. Мне кажется, я бы с наслаждением сейчас повесился,- только гордость мешает..."
(Флобер, 1853 г.)
"Я живу скверно, чувствую себя ужасно. Каждое утро встаю с мыслью: не лучше ли застрелиться..."
(Салтыков-Щедрин - Пантелееву, 1886 г.) "К этому присоединилась такая тоска, которой нет описания. Я решительно не знал, куда девать себя, к чему прислониться..."
(Гоголь - Погодину, 1840 г.)
"Так все отвратительно в мире, так невыноси- мо... Скучно жить, говорить, писать..."
(Л. Андреев. Дневник, 1919 г.)
"Чувствую себя усталым, измученным до того, что чуть не плачу с утра до вечера... Раздражают лица друзей... Ежедневные беседы, сон на одной и той же постели, собственный голос, лицо, отражение его в зеркале..."
(Мопассан. Под солнцем, 1881 г.)
"Повеситься или утонуть казалось мне как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение".
(Гоголь - Плетневу, 1846 г.)
"Я устал, устал ото всех отношений, все люди меня утомили и все желания. Уйти куда-либо и пустыню или уснуть "последним сном".
(В. Брюсов. Дневник, 1898 г.)
"Я прячу веревку, чтоб не повеситься на перекладине в моей комнате, вечером, когда остаюсь один. Я не хожу больше на охоту с ружьем, чтоб не подвергнуться искушению застрелиться... Мне кажется, что жизнь моя была глупым фарсом". (Правда о моем отце, Л. Н. Толстой, 1878 г.
Л. Л. Толстой.)
Целую тетрадь я заполнил подобными выписками. Они меня поразили, даже потрясли. Ведь и же не брал людей, у которых только что случилось горе, несчастье, смерть. Я взял то состояние, которое повторялось. Я взял тех людей, из которых многие сами сказали, что они не понимают, откуда у них это состояние.
Я был потрясен, озадачен. Что за страдание, которому подвержены люди? Откуда оно берется? И как с ним бороться, какими средствами?