Перед вратами жизни. В советском лагере для военнопленных. 1944—1947

Теперь мы все раздражены. Пленный, который ощущает у себя за спиной поддержку всей германской нации, если еще осталось такое понятие, как германская нация. И мы, которые знают, что открытым протестом ничего не добьешься, пока мы находимся в России!

И я тоже сержусь на этого пленного, который всех нас подвергает опасности. Абсолютно всех, Мартина, Курта и меня, Ларсенов и весь наш политический план!

Поэтому в голосе Курта звучит искреннее возмущение, когда он ругается с пленным:

— Так кто же были те люди, которые вылетели из школы? Фашисты, воры и сволочи!!

Пленный поворачивается и направляется к двери, даже не подав на прощание руки Вилли Кайзеру.

— Скоро вы сами все увидите! — говорит он.

Глава 33

За восемь дней до Рождества начались приемные экзамены, проводимые в форме собеседования. Однажды утром я уже был в том корпусе, в котором должны были проходить эти собеседования. Я был дежурным и должен был провести уборку в помещении.

Я очень стараюсь, и, когда вверх по лестнице поднимается один из товарищей, так здесь принято называть преподавателей, я по-военному приветствую его согласно уставу.

Но в ответ он просто говорит:

— Доброе утро!

У него примечательный, пронизывающий насквозь взгляд. В нем есть что-то от офицера Генерального штаба и что-то от квалифицированного рабочего.

Он еще добавляет:

— Сотрите, пожалуйста, пыль со стола!

После этого он снова уходит.

Я еще раз внимательно осматриваю комнату: стол у двери для ассистента, который регистрирует входящих курсантов. Стол у окна для преподавателя, проводящего собеседование.

«Итак, это будет происходить здесь!» — думаю я.

Когда первые из нашей группы, прошедшие собеседование, снова возвращаются в наш корпус, они рассказывают, что Ларсен тоже проводит собеседование. По их словам, Ларсен сказал, чтобы и остальных курсантов из 41-го лагеря посылали на собеседование тоже только к нему!

— Разве можно выбирать, к кому идти на собеседование?! — удивляемся мы.

— Вообще-то нет. Когда ты поднимешься по лестнице, то увидишь две двери. За дверью справа сидит высокий мужчина в русской военной форме. К нему лучше не попадать. Тот, видимо, будет кричать, что мы все преступники! Там есть еще преподавательница, вот она в полном порядке. И еще там сидит седой маленького роста. Тот ведет собеседование довольно забавно, с юмором. Но лучше всего, если ты сразу входишь в левую дверь. Там сидит Ларсен. Что касается меня, то он лишь сказал: «Ах, вы из 41-го лагеря? Ну, в этом случае я сам лучше всех знаю, какие политические взгляды вы усвоили в этом лагере. Главное, учитесь в школе прилежно!»

Я не верю, чтобы Ларсен проявлял такую доверчивость и четко давал понять: я приму в школу без лишних слов всех, кто прибыл из 41-го лагеря!

Если Ларсен был так откровенен, то у него в будущем могут возникнуть большие неприятности. Остальные товарищи преподаватели не допустят, чтобы товарищ Ларсен и в дальнейшем покровительствовал своим протеже!

И вот теперь уже я сам взволнованно хожу взад и вперед по маленькому коридору, куда выходят две двери.

Кроме меня, здесь ожидают своей очереди еще около десяти человек.

Время от времени из дверей показывается голова ассистента.

— Следующий!

Но те, кто в коридоре, от волнения ерошат волосы, хотят попасть в определенную дверь, кто в правую, кто в левую.

Предпочтение отдается левой двери, за которой сидит Ларсен.

— А теперь ты входи, наконец! — раздается голос из правой двери, и ассистент указывает на меня.

«В конце концов, какая разница, кто будет заниматься мной, Ларсен или кто-то другой! Как знать, может, это и к лучшему, что я не попаду к Ларсену!» — думаю я, входя в правую дверь.

Мне предлагают присесть к столу у двери.

Ассистент записывает мои анкетные данные. У него рейнский диалект.

Я замечаю, что его глаза сверкнули, когда я сообщаю ему краткие биографические сведения. После того как я изложил ему свою биографию, рассказал о профессии отца, о том, где я сам учился, мне приходится сообщить ему, что я журналист.

С этого момента он обращается ко мне не на «ты», а на «вы».

— Расскажите подробнее об этом! — говорит он, и мне кажется, что эта вежливая форма обращения звучит неприязненно.

Очевидно, он интересуется моим мнением о работе журналиста в гитлеровской Германии. Но он спрашивает это лично для себя, так как не делает никаких записей.

— Итак, вы считаете, что во время войны неоднократно велись мирные переговоры между Германией и Советским Союзом? — понизив голос, спрашивает он.

— Ну да, конечно! — говорю я.

Я подробно говорю о самых разных вещах. Я пытаюсь объяснить ему противоречивость гитлеровской Германии. Хотя сам прекрасно понимаю, что для этого в маленькой анкете нет места.

У меня возникает твердое убеждение, что я провалился.

— Позже вас пригласит на собеседование товарищ преподаватель! — слышу я голос ассистента, и мне предлагают подождать в коридоре.

В это время по лестнице поднимается Ларсен.

— Последний шанс! — догадывается он. — Сейчас я вас приглашу! — говорит Ларсен, входя в свою комнату.

— Да нет, я уже был! — сквозь зубы говорю я.