Перед жарким летом

Теперь уже слушал он, улыбаясь точному женскому чутью и проникновению в детали, удивляясь ее практической хватке. Верно, новый подход позволит учесть заботы и устремления каждой личности. Наблюдения и опросы. Врач должен стать не только тончайшим психологом, но и своего рода художником и даже следователем — в преследовании болезни — ведь больные не всегда откровенны. А нам нужно знать буквально все, составляющее жизнь человека: меру ответственности и чувство коллективизма, мироотношение и мировоззрение, представления о правде и лжи, о красоте. Путь извне предполагает и путь изнутри — знание целостной деятельности и микротопографии полушарий мозга. Слияние их в одно и прояснит интимные переплетения телесного и психического, внутреннего и внешнего, духовного и душевного. Сбор фактов, их кибернетическая обработка, раздумья и терпение. Трудности неимоверные. Но это единственная дорога к психосоме, где возможна каждодневная клиническая отдача — усовершенствование лекарственного лечения, хирургических вмешательств, психотерапии. Дорога, по которой нейро пойдет впереди всей медицины.

— Ну, Толя, — с разбегу остановилась она. — Верно я говорю?

— Верно, Лёнка.

Будто перелистав мысленно все переговоренное как страницы книги, она с размаху хлопнула ладонями по столу и прижала их к запылавшим щекам.

— Да! Эт-то я понимаю. Это стоит борьбы, стоит свеч. Вместе с подсвечниками и канделябрами... И я приму в этом участие? Не верится. Боже, Толя, мне легче дышать.

Поднялась, взяла его голову в теплые руки. Прижала к себе. Все. Вверху, в набегавшем тумане — другие созвездия.

Отпустила. Быстро и вольно прошла через комнату к балкону, толкнула дверь, треснувшую зимними проклейками. Воздух рванулся и спутал волосы, она прижала их.

Туман, обличье весны в тумане. Просвечивали красные огоньки, и вдалеке мерцала невидимая чаша Лужников.

— Спасибо, Лёнка, — он обнял теплые плечи.

— За что?

— Спасибо, что не забывала. Теперь я счастлив.

— Ох, не то! И счастье — как говорят, вечное — противно, душно. Ты поймешь. Разве не скверно, разве возможно быть счастливыми, когда на маленькой, сжатой Земле миллионы несчастливых? Помочь наибольшему числу людей, готовых бороться — это и есть его замена.

— Выходит, ни любви, ни счастья?

— Нет, не так. Есть что-то выше их. Что-то другое, не знаю как назвать.

Они задумались, глядя в туманную даль. Кружился самолет, кружился как привязанный к точке падения или спасения, но никто и не вскрикнул. Почему трагедия Ивана Ильича осталась позади, где животная боязнь смерти? Врачам известно, что без всякой надежды на загробную жизнь люди умирают терпеливее, смелее. Есть вещи пострашнее смерти — концлагеря, пытки фашизма, атомное истребление — и это держится в памяти, коснулось и родившихся позже. Все обострилось до предела, до кульминации верховной трагедии. Или — или, распутье. И здесь-то, в жажде просто жить — сберегать свою шкуру? Так можно кончиться до могилы.

Он смотрел на нее. Как она прекрасна! И женщины стали другими. Да, это Толстой говорил: для них не обязательны ни логика, ни правда, ни правдивая передача слов, своих или чужих. Но что еще они могли противопоставить логике удушливых обстоятельств? А теперь?.. Лёна обернулась.

— Горение вместе, — сказала она, — вот что навсегда. Во все годы. Весной — летом — осенью — зимой.

Она чертила на запотевшем стекле первые слога: ве, ле, о, зим. Подумала, добавила мягкий знак, Велеозимь.

— Смотри, какое слово.

— Оно холодноватое.

— Нет, нет, не чувствуешь. В нем запоздавшая весна.

Дождь, туман, городской гул. Красные огоньки предупреждения.

5

Он встал с первым призрачным светом. Просмотрел листки. После вчерашнего сливалось в одно — продуманное, эмоционально-точное.

Путь искусства близок медицине. Разве Шекспир, Гете, разве Толстой и Достоевский не воплотили созидательную и разрушительную силу человеческих переживаний, осознаваемых и неосознанных? Все многообразие — живительность благородных побуждений, опасность ложных и подавленных страстей — все просветление и уродование человека средой. Но страсти и чувства в чем-то и сходны. Вот на что издавна намекало художество: существуют их законы.

Он видел и будущую даль. Научно-техническая революция устремлена к веку биологии и медицины. Задача в том, чтобы сохранить и очистить наследственность человека, основу будущей гармонической личности. А потом придет время молекулярной инженерии, усовершенствования нашей природы. И нейрофизиология — одной из первых — станет сплавом науки и искусства.

Подложив ладони под щеку, Лёна легко улыбалась. Спит ли, не притворяется? Спит. Вчера решили, она не пойдет.

Тихо щелкнул замок. Не вызывая лифта, побежал вниз, перемахивая через ступеньки. Была любовь, была. Как тетива, натянутая стрелой жизни.

Стрелки на башне показывали около девяти.