Передаю цель...

В юности он сам строил и ремонтировал ее, зарабатывая на хлеб нелегким трудом каменотеса. Надев форму пограничника, вдоль и поперек исходил не только шоссе, ко и все эти хребты, кажущиеся отсюда неприступными, но на самом деле, весьма успешно освоенные еще в недавнем прошлом контрабандистами…

Бежит и бежит навстречу серое от пыли извилистое шоссе, петляет между сопками, поднимается серпантином на склоны, выходит на край огромной, наполненной светом и воздухом, утренней свежестью горной котловины. А по другую сторону котловины поднимается сплошной стеной, изрубцованной вертикальными складками, неприступный и величественный горный кряж.

Словно огромные древние мамонты, ставшие в ряд, горы протянули в долину каменные лапы, уложили между ними бугристые хоботы, выставили навстречу солнцу каменные лбы.

— До наших дней на этой скале, — сказал Кайманов, — сохранились развалины старинной крепости «Сарма Узур» предводителя древнего племени Асульмы. Гряда эта и сейчас называется его именем. Мальчишками мы лазили в эту крепость, находили серебряные монеты, наконечники стрел…

Отсюда с дороги невозможно было рассмотреть горный карниз, запомнившийся Кайманову на всю жизнь.

По этому карнизу лет тридцать назад гнался двадцатипятилетний Яков Кайманов за матерым главарем бандитов Шарапханом, расстрелявшим в восемнадцатом году его отца. Тяжело дыша, изнемогая от усталости, молодой Кайманов все выше и выше поднимался по отвесному склону, маскируясь за выступами скал. Пот заливал лицо, щипал глаза. Рубаха прилипала к спине. Сердце било в грудь гулкими ударами, кровь стучала в висках. Не думая об опасности, слепо веря в удачу, Яков взобрался на карниз и побежал вдоль склона горы над глубокой пропастью. Стемнело. Он почти ничего уже не видел, лишь угадывал направление, но точно знал: Шарапхан здесь, он близко: на карнизе ясно отпечатались следы его ног. И вдруг впереди, на фоне звездного неба, вырисовался выступ, от которого перед самым носом Якова отделилась тень. Изо всех сил ударил он прикладом в эту тень и тут же почувствовал, как, попав в пустоту, увлекаемый тяжелой винтовкой, летит под откос.

На голове его запутался то ли халат, то ли плащ Шарапхана. Словно молотом ударило его в темя, перед глазами вспыхнуло пламя, и он провалился в кромешную тьму…

Прошло немало лет, прежде чем удалось схватить заклятого врага, но до Кайманова дошел слух, что задержанному Шарапхану во время пересылки из одного пункта в другой удалось под бомбежкой бежать… Не он ли объявился опять в этом районе? Сколько раз было у Кайманова: стоит подумать о каком-нибудь человеке, и обязательно или встретишься с ним, или он окажется где-нибудь поблизости… Шарапхан свидетелей не оставляет… Впрочем, так же, как и другие, такие же опытные бандиты. А историю со следами армейских сапог он уже проделал однажды вместе со своим хозяином Таги Мусабек баем — ни много ни мало — тридцать лет тому назад…

Вьется и вьется дорога вдоль склона, вихрится пыль, ровно гудит мотор, постреливают мелкие камешки в днище кузова.

И не впервые уже кажется Кайманову, что древние мамонты Асульмы, выстроившись в ряд на противоположной стороне котловины, медленно разворачиваются, теснят друг друга, шевелят каменными лапами, бугристыми хоботами и тяжкой поступью, неотвратимо, как прожитые годы, отступают назад. Ни человека, ни силуэта козла или архара на пустынных карнизах, седловинах и склонах. Лишь кое-где, словно нашлепки, темнеет на перевалах и в распадках вечнозеленый древовидный можжевельник — могучие арчи да кланяются на ветру, словно это нарушители идут по косогору, пушистые метелки «телячьего цветка» гули- кона…

Из-за поворота дороги выплыло ущелье, по-местному «щель», заваленное огромными обломками скал.

— Ну вот и Кара-Тыкен, — останавливая всю группу, сказал Кайманов. — Дальше надо пешком, да еще с маскировкой: в этих гиблых местах недолго «за здорово живешь» и пулю в лоб схлопотать.

Глава вторая ТРОЙНАЯ СТРАХОВКА

У высокой, почти отвесной скалы, от которой и начиналось предгорье, оставили машину под охраной водителя, двинулись пешком. Не прошли и полсотни шагов, как на рыхлом участке, поросшем верблюжьей колючкой, увидели отпечатки армейских сапог.

— Вот и они, — сказал Кайманов. — Следы свежие. «Друзья» нашего терьякеша сделали дневку, сидят где- то в этих камнях…

Младший лейтенант Пинчук, молчавший всю дорогу, не выдержал:

— Товарищ майор, — сказал он, — вы прямо-таки, как следопыт «Кожаный чулок» сквозь скалы видите! Как можно доказать, что здесь были именно те, кто дал терьякешу отравленный опий?

Реплика Пинчука задела Кайманова.

— А вы сличите ваши гипсовые отпечатки со следами, что видите здесь, вот вам и будет все ясно.

— Было бы с чем сличать. У КСП — чарыки, здесь — сапоги. Мало ли пограничных нарядов могло здесь пройти?

— Тогда подождем, что скажут солдаты.

Все обернулись в ту сторону, куда показывал Кайманов, и увидели двух бегущих пограничников с собакой на длинном поводке.