Передний край (ЛП)

  Он хотел, чтобы Эд Сильвер все еще был здесь, читал взятую напрокат книгу с восторженным вниманием и жаловался на каждый абзац, каждое второе слово. Это была ночь для компании, разговоров, небольшого контролируемого выпивки: это был не тот вечер, который Резник хотел бы провести в одиночестве. В раковине стояли немытые чашки и стаканы; наверху дверца гардероба Резника была открыта, и он задавался вопросом, какая из его вещей вернется домой на следующее утро, окоченевшая от рвоты и простуды. Он подумал обо всех людях, которым он мог бы позвонить на всякий случай, и список был невелик. Грэм Миллингтон сказал ему примерно месяц назад, что ты должен снова прийти и поесть, просила жена. Но Миллингтон припарковался на каком-то участке автомагистрали, стоянке для грузовиков у Эла, холодея и становясь холоднее, снова и снова спрашивая себя, не ради этого ли он присоединился к Силе.

  К утру будет подготовлена ​​комната для расследований убийств, туда будут призваны дополнительные офицеры в форме, гражданские лица получат доступ ко всей информации, проверив ее через компьютер Холмса. Расследование нападений на больницы будет продолжаться параллельно; Ресурсы CID будут растягиваться и снова растягиваться. DCI будет дышать Скелтону в затылок, ожидая результата. Все это было завтра: сегодня вечером Резник не доверял своей собственной компании.

  Так и не сняв пальто, он снова вышел и замешкался между входной дверью и воротами. Он просидел в машине пятнадцать-двадцать минут, позволяя тьме вокруг себя сгуститься. Однажды ему показалось, что он слышит приглушенный телефон внутри дома. Когда стало тихо, он вышел из машины, а Диззи побежал по стене к его руке. На фоне черного блеска его пальто глаза Диззи казались живыми и опасными. Это было его время. Резник хотел быть где-нибудь в унылом и безопасном месте. Известен. Засунув руки в карманы, он направился к главной дороге, мимо домов, где сушили и складывали тарелки, что-то хорошее на ящике в половине девятого, поторопитесь, не опоздайте.

  Пожалуйста, приходите, Чарльз, мы все будем рады вас видеть .

  Только тусклый свет, казалось, горел глубоко в коридоре, бледно-оранжевый сквозь триптих витражей у тяжелой деревянной двери. Резник снова позвонил в звонок и услышал, как другая дверь внутри дома плотно закрыта. Шаги, более яркий свет, поворот замка: когда появилась Мариан Витчак, первые из нескольких часов начали бить в разных комнатах, ни один из них не настраивался и не настраивался одинаково.

  «Чарльз». В ее голосе смешались удивление и удовольствие.

  «На приглашение, я знаю, я должен был ответить…»

  «Чарльз! Ты правда собираешься прийти? Как мило." Она потянулась вперед и взяла его за руки, ведя в выложенный плиткой зал. «Я, конечно, надеялся, но никак не ожидал…»

  "Я знаю. Я не был хорошим другом».

  — Как всегда, ты так занят.

  Резник кивнул и изобразил что-то вроде улыбки. Он уже начал задаваться вопросом, должен ли он был прийти. Мэриан явно потратила время на подготовку. На ней было обтягивающее оранжевое платье, ниспадавшее свободными складками почти до щиколоток; ключицы торчали из-под тонких бретелек, над грудью серебряная брошь, похожая на паука. Поднятые с лица и туго закрученные сзади волосы подчеркивали впадины под скулами. На ее плоских черных туфлях были серебряные пряжки, большие и квадратные.

  — Я буду не единственная, кто будет рад вас видеть, — сказала Мариан. «Есть такое чувство, может быть, вы нас бросили».

  Резник покачал головой. — Не заставляй меня чувствовать себя виноватой, Мэриан. Кроме того, я пришел повидаться с тобой, а не со всем проклятым сообществом. Он увидел ее неодобрительное лицо и нашел более убедительную улыбку. — Ты сказал, что это была вечеринка. Я помню, как ты любишь танцевать.

  Мэриан снова протянула руку и похлопала его по руке. «Пожалуйста, подойди и подожди меня. Я ненадолго.

  Взяв его за руку, она провела его по широкому, выложенному плиткой коридору в комнату из дуба и сухих цветов, которая почти не изменилась с тех пор, как Резник впервые увидел ее более тридцати лет назад. Мариан на мгновение отошла от него, потом вернулась, сунув ему в руку маленькое граненое стекло. Это был сладкий сливовый бренди, и он потягивал его, стоя у французских окон и глядя на улицу. Дело было не только в том, что Мариан, более или менее его современница, заставила его необычайно осознать свой возраст — перешагнуть этот порог было все равно, что ступить в другую страну. Тот, который имел мало места в действительности, менее всего, может быть, в самой Польше.

  Во время забастовок, демонстраций, торжеств демократии Мариан и ее друзья зачарованно смотрели каждую телевизионную картинку, просматривали газету за газетой, каждый из них искал знакомое лицо, угол улицы, кафе. Резник никогда не был там, где Мариан Витчак до сих пор называла домом. Всякий раз, когда он произносил это слово, Резник видел разные картины в своей голове, слышал разные голоса, скорее Святой Анны, чем Старе Място, не Вислы, а Трента.

  — Видишь, Чарльз, я готов.