Переезд

Затем снова шепот: поначалу очень тихий, он нарастал крещендо, пока не стал как бы жалобой ребенка.

Жовис недоволен. Он злится на себя за то, что прождал так долго, за то, что напрасно боролся со сном. Он уже не очень сожалеет о том, что заснул в предыдущую ночь. Кто знает, может, ничего и не было? Возможно, эта пара спокойно заснула, как обыкновенно поступают

Бланш и он.

Он силится придать смысл обрывкам услышанных фраз. Речь идет о каком-то «Мерседесе», о пятнадцати тысячах франках, о важном провинциальном буржуа, который в своих краях был мэром. Какой-то бар, в котором этот мужчина облокотился о стойку напротив человека по имени Леон...

Бланш вздыхает и разом поворачивается на правый бок, при этом сон ее остается по-прежнему глубоким.

Он засыпает, а в половине седьмого она кладет ему руку на плечо, прошептав:

– Пора, Эмиль.

Он мрачно смотрит на жену – на ней платье из синего хлопка, которое служит ей домашним халатом, – затем он смотрит, как проникают в окно солнечные лучи, по мере того как она открывает ставни.

Накануне вечером он ничего не пил, и все же голова у него раскалывается.

– Ты плохо спал?

Внимательная к малейшим изменениям в его лице, Бланш подмечала все.

Это было правдой, но он уже не помнил, что ему снилось. Какая-то длинная блестящая машина вроде тех, в которых, как он видел по телевизору, разъезжают главы государств и стоя приветствуют толпу. Он был в этой машине – и его там не было. Все представлялось чересчур туманным, так что он не мог навести порядок в этих образах.

Его мучит жажда, и он идет в ванную и наливает себе стакан воды. Ален, лежа в ванне, читал детектив, что напомнило ему один эпизод этой ночи.

– С каких пор ты читаешь эти идиотские книги?

– Все их читают. Даже политические деятели. Об этом было написано во вчерашней газете...

Ален, наверное, тоже, в свою очередь, заметил ворчливое настроение отца, поскольку такое с Жовисом случалось редко. За завтраком он не проронил ни слова.

– Значит, ты считаешь, я могу согласиться?

– Согласиться на что?

– Согласиться работать в яслях-саду.

Все выходило как-то слишком быстро. Она рассказала ему об этом только вчера, и он и не представлял себе, что, оказывается, уже нужно принимать решение.

– Как хочешь.

– Тебе это неприятно?

– Вовсе нет.

– Но ты ведь недоволен?

Ален наблюдал за ним, как будто чувствовал что-то ненормальное в его поведении.

– Да нет же.

– Я всегда могу сказать ей...

– Кому?

– Мадам Лемарк. Я могу найти какой-нибудь предлог, отложить решение на более поздний срок.

Он не отвечал. У него болела голова, во рту было вязко, и кофе казался ему невкусным. Он закурил сигарету, у которой тоже оказался неприятный вкус.

– О чем ты задумался?

– Я?

Это выглядело абсурдно. Ни разу в жизни он не был пьян, ни разу не испытал мук похмелья – и вот он в этом состоянии: ему не по себе, мозг затуманен, отвечает невесть что.

– Мы вернемся с тобой к этому разговору сегодня вечером.

Он взглянул на нее с упреком: этой своей фразой она подчеркивала, что считает, будто он чувствует себя не в своей тарелке.

– Было бы лучше, если бы ты ответила «да».

Он вышел с Аденом на улицу и остановился возле выстроившихся вдоль авеню машин. Просторный подземный гараж, строящийся для обитателей Клерви, будет готов лишь в начале зимы.

– Держу пари, она выжимает больше двухсот.

Он вздрогнул. Они с сыном стояли возле открытой спортивной машины с кузовом красивого красного цвета, с черными кожаными сиденьями.

– Кому, по-твоему, она принадлежит?

Мальчик задрал голову, чтобы окинуть взглядом окна дома. Эмиль-то знал ответ. Несомненно, это была та самая машина, что развернулась и остановилась предыдущей ночью, это ее он слышал, и принадлежала она соседу, которого он знал только по голосу да по словарному запасу, но он предпочитал не думать об этом сейчас, когда они с сыном стоят в ярком свете солнечного утра.

Он захлопнул дверцу своего «Пежо», машина тронулась с места, и они пересекли пустырь, на котором копошился бульдозер, перекрывавший своим лязгом гул самолетов, чей белый шлейф виднелся в синеве неба.

– Будет жарко.

Теперь уже настал черед Алена не отвечать – он был погружен в чтение учебника по алгебре.

– Извини, – пробормотал не заметивший этого отец.

Что за профессия могла быть у соседа, если она вообще у него была? Возвращался он поздно ночью, и, похоже, делал это не ради собственного удовольствия. Он не был барменом, поскольку говорил о неком Леоне, находившемся по ту сторону стойки бара, пока Алекса...

Алекса была не единственной: существовала еще Ирен, с которой он занимался любовью в телефонной будке.

Продавал ли он машины? Покупал ли он их? Это он заполучил пятнадцать тысяч франков или же он их заплатил?

Что касается Малыша Луи, который «свистнул» машину...

– Осторожно! Ты рулишь влево.