Переезд на юг

Видимо, после звонка начальника с папкой к кабинету простучала каблучками Кугель. Успела зло глянуть на двух дружков. И те разом застыли. Как нездешние.

Минут через пять выглянул Крымов:

– Зайдите, Павел Петрович.

Теперь Табашников один вслушивался. Будто пёс, брал всё то на левое ухо, то на правое.

Наконец дверь широко распахнулась. И все вышли в коридор. И депутат Георгий Иванович, и Крымов, и беленький Парфентьев, и даже сам начальник ФМС. (Кугель не посмела высунуться, провалилась где-то в кабинете.)

В затрапезном тряс Парфентьеву руку, желал всего доброго. Все широко улыбались. От души.

Только вышли из здания, группу начали снимать три фотографа. Группа сразу сорганизовалась, депутат взял ручку преданного старичка в свою большую ладонь и повернул серьёзную голову к фотографам: он всегда готов помочь людям. Даже мигрантам.

Почему-то не хотелось рассказывать Агееву о случае в ФМС. Особенно о том, как после всего надрался в доме у брата Парфентьева. Как плакали они оба и обнимали восьмидесятитрёхлетнего старика в коляске. Прибранного по случаю гостя, но уже и пугающегося таких откровенных чувств брата и его нового товарища. «Легче, легче ребята. Раздавите, ульёте слезами».

Через неделю Агеев сам спросил:

– Ты что, в ЛДПР вступил?

– С чего ты взял?

– На, полюбуйся. Андрей газету вчера принёс. Ты – в монолитном ряду партии.

На газетном сером снимке Табашников себя не узнал. Он получился каким-то задвинутым. Тянул голову из заднего ряда группы. С ноздрями как-то впереди лица. Словно стремился, чтобы все увидели его ноздри.

– Ты ошибся, Гена. Просто случайно помог хорошему человеку.

Рассказал, как всё было.

Агеев долго молчал, забывчиво помешивая чай.

– Да-а. Не случись ты рядом со стариком, не случись этот депутат с перепоя – старика наверняка бы уже депортировали. И оставил бы он брата умирать одного. И никакие мольбы не подействовали бы на сволочей. Представь эту картину, как его вытаскивают из дома брата и тащат к машине, чтобы везти на самолёт. Представь это всё, услышь его крики. Волосы дыбом!..

Опять молчал.

– В сволочное время мы живём, Евгений. В сволочное.

Глава седьмая

1

Шли по Пушкина. По частному сектору. Два неутомимых городских путешественника. Агеев спотыкался на тротуаре, но твердил своё: «Для него похвала окружающих, Женя, – что удар бича для дурного коня. И взъярился весь, и на дыбы встал! И поскакал вместе с дуростью своей по буграм и ямам». Речь, конечно, о дорогом Валерии. О никак не забываемом Валерии. Засевшем в глупой башке старика – намертво. Как-то бы вытащить надо несчастного из его головы. И отпустить на все стороны. Чтоб убегал от злыдня тестя и не оглядывался.

Дал для начала затравку:

– Знаешь, Гена, здесь тоже бедные люди живут.

Агеев, сам как дурной конь, разом стал – ничего не понял: к чему это?

– Да, Гена. И немало их тут. Посмотри на тротуары, по которым мы сейчас идём. На тротуары вдоль домов. У куркуля и дом богатый, и тротуар вдоль дома плиточный, с красивыми узорами. А если бедняк – щебёнка у тебя под ногами. Вот как сейчас ты её месишь. И дом одно только название.

– Да просто лентяй здесь живёт. Накидал щебёнку и успокоился. Или там битого кирпича вон бросил. Лентяй. Пофиг ему всё. Хоть и богатый.

– Не скажи. Богатый всегда своё богатство выставит. И дом свой богатый, и тротуар перед ним. А тем, кто перебивается с кулька в рогожку – не до тротуаров. Им бы вон крышу залатать да сплит-систему завалящую поставить. Чтобы летом от жары не сдохнуть. Так что смотри на тротуары, Гена. Не ошибёшься. Ногами определишь, кто в теремочках живёт. Или грязь будешь месить, скакать с кирпича на кирпич, или плыть как по маслу по плиточному тротуару.

Валерий был забыт. Агеев скакал с кирпича на кирпич, осмысливал новую тему.

Показался дом. Как раз бедняцкий. С расхристанным деревенским забором. На лавке у ворот сидел алкаш тоскующий. В расстёгнутой грязной тужурке поглаживал горящую неопохмеленную душу.

Ни на что не надеясь, больше по традиции крикнул:

– Эй, пердуны! Киньте сотню на опохмел.

– Иди, работай, паразит! – огрызнулся Агеев. Табашников промолчал.

– Чего, чего ты сказал? Ну-ка стой!

Алкаш уже подходил:

– А ну повтори.

Агеев весело смотрел: мол, что, ударишь? Меня, старика?

Алкаш ударил прямо в глаз старику. Агеев повалился, опрокинулся на спину. Алкаш прыгнул, хотел добавить ногами, но от удара чем-то тяжёлым по башке ткнулся вперёд и разом распластался – морда в грязь, руки в стороны. И кол из забора – рядом. Орудие убийства.

Агеев испуганно отполз от недвижного тела в грязной тужурке. Табашников подхватил, ещё оттащил. Поставил на ноги. Придвинулся к лицу:

– Ты как? Голова не кружится?

– Нет, – ответил Агеев, не спуская глаз с алкаша. А тот не шевелился, уткнутый в грязь.

– А? – повернулся к другу. Мол, что теперь.

– Быстро рвём отсюда! – приказал Табак.

Неуклюже побежали. Агеев без шляпки, слетела от удара, чёрт с ней, потерялась.

Через полквартала дёрнули через дорогу в какой-то переулок. Выглянули оттуда – алкаш по-прежнему лежал, не шевелился.

– Что же ты наделал! Там же твои отпечатки остались.

– Где?